Когда Аналитик обернулся на крик, выражение лица изменилось не только у него, но и у Лены — но по совершенно иной причине. Больше всего в жизни он ненавидел грубых хамов, предателей, мучителей животных и насильников над женщинами. Без колебаний он одним прыжком оказался возле Красавчика и, распихав всех собравшихся вокруг него родственников, с жадностью рассматривавших происходящий спектакль, схватил того за длинные патлы и рывком отбросил далеко в сторону. Старец, страшно заоравший от боли в корнях волос, по дуге пролетел к ближайшему фонтану и снес венчавшую его скульптуру назидательно-благостного вида. Когда бывший финансист фараона вылез из фонтана, вид его был одновременно жалок и страшен. Мокрая, разрушенная борьбой одежда и длинные седые спутавшиеся космы никак не отвлекали от полного ненависти взгляда темных глаз.

— Теперь ты, червь, пожалеешь о том, что родился! — проскрипел библейский персонаж.

— Иди, иди сюда, шумер чертов! — ответил приготовившийся к драке Аналитик.

Несмотря на браваду, он не мог не отдавать себе отчета в том, что банда родственников, сохранявшая до этого момента символическую нейтральность, угрожающе бормоча что-то вроде «Щас мы этому парфянину кишки-то на голову намотаем!», постепенно трансформировалась во враждебный полукруг, прижимавший его к фонтану. Красавчик, воспользовавшись секундным отвлечением Аналитика, плавным тренированным движением достал из ножен, пристегнутых к худой волосатой голени, отливающий синим кинжал и, перехватив его ручкой вверх, приготовился метнуть. На ручке сверкнул желтыми лучами большой желтый камень. Но в этот момент на месте снесенной статуи вдруг материализовалась уже известная нам жаба и хрипло квакнула: «Наших бьют!»

Аналитик резко повернулся на звук жабьего призыва, и сверкнувший желтыми лучами драгоценных камней кинжал пронесся мимо его груди и вонзился в глаз одному из родственников. Раненый завизжал и начал бегать кругами, как петух с отрубленной головой, поливая всех брызжущей фонтаном алой кровью. При ее виде остальные члены организованной группировки окончательно озверели. Аналитик понял, что дело плохо и что сейчас его будут бить не просто, а с пристрастием. Мимолетно удивившись своей неизвестно откуда взявшейся мощи, он оторвал крышку мраморной скамьи и, пружинисто присев, со всего маху прочертил в воздухе дугу на уровне верхней части тел выходцев из Месопотамии. Скамья снесла по крайней мере половину толпы и, вырвавшись из его рук, стремительно пронеслась дальше и залепила по физиономии Красавчику, открывшему от неожиданности рот. Раздался хруст ломающихся челюстей и крик боли.

К этому моменту вся трапезная, забыв на время о явлении богини красоты Лены, собралась посмотреть на очередной эксцесс, организованный семейством библейского Прародителя. Неизбежно толпа разделилась на сочувствующих той или иной стороне. Мужчины всех возрастов и всевозможных оттенков кожи повскакивали на столы. Некоторые, подобрав рясы и тоги, залезли на платаны. Раздавались подбадривающие крики и стадионный свист. Шум нарастал. Даже бывшие здесь немногочисленные праведницы порою отваживались на крик вроде «Врежь ему!». И хотя никто пока не знал, кто такой Аналитик, им импонировала его жизненная позиция. К тому же он дрался один против целой банды, да и кочевники за тысячи лет, видимо, порядком поднадоели всем местным обитателям Рая своей непосредственностью.

Как уже говорилось, лицо Лены изменилось, когда послышался первый крик Мари. Помимо беспокойства за наивного и любимого мужчину, нашедшего себе очередное приключение, на красивых полных губах совершенной формы промелькнули разочарование и обида. В течение всей драки она внимательно следила за развитием событий и иногда едва слышно что-то шептала. Венцом неприличного ресторанного дебоша стало неизбежное прибытие наряда. В трапезную вертикально спустились несколько крылатых теней. То были ангелы, сверкающие полированной платиновой броней и огненными мечами. На мечи были надеты ножны, так как предстояла лишь усмирительная операция. При их драматическом появлении большая часть праведников, наученных горьким земным и небесным опытом, дружно дала деру. Даже святые, обычно ведущие себя со степенностью персон, осознающих свою непреходящую значимость, не стали дожидаться очередного мученичества и, подобрав рясы, возглавили процесс массового исхода.

Ангелы тут же принялись за дело. Они оттеснили в сторону основную часть еще порывающегося в бой семейства патриархов во главе с Прародителем. Тот дышал паром и кричал что-то вроде «Я на всех вас найду управу!». Усмирители быстро раскидали в стороны толпу озверевших родственников, пытающихся достать Аналитика кто ногой, кто кривым ножом, а кто просто кувшином. Увидевший стражей порядка Аналитик, как и положено хорошо воспитанному бывшему гражданину Советского Союза, привычно поднял руки и дисциплинированно прекратил бессмысленное сопротивление, приготовившись к посадке в «воронок». В этой позе его и застал попавший в темя кувшин с вином, запущенный могучей рукой несгибаемого Красавчика. Аналитик рухнул как подрубленный. Старец попробовал удовлетворенно улыбнуться разбитым скамейкой лицом и тоже упал в обморок. Ангелы сноровисто очистили место происшествия от сидящих и лежащих тел. После их убытия из близлежащих кустов показалась фигура старого астронома Галилео. По древней спасительной привычке он решил не строить из себя героя и, разумеется, оказался прав. Опасливо оглянувшись, он уже было собрался податься восвояси, когда что-то на месте недавней драки вдруг привлекло его внимание. Еще дрожащей от пережитого волнения рукой он поднял это что-то из травы возле фонтана и поднес его к ближайшему факелу. Когда поднятый предмет заискрился желтыми лучами, лицо старика озарилось довольной улыбкой.

Лиза — жена уже знакомого нам Дознавателя из ГРУ — страдала от тяжелого наследственного заболевания, передающегося исключительно по женской линии. Впрочем, страдала скорее не она, а ее близкие. Ранее это были папа с мамой, потом — любовники, теперь же это был ее супруг, встретивший ее на свою офицерскую голову на сочинском пляже. Болезнь прогрессировала с возрастом и называлась синдромом импульсивного шоппинга. Ее первые признаки появились в возрасте четырех лет, когда с помощью громкой истерики и катания по полу маленькая Лизонька так достала своих честно пашущих на оборонном заводе родителей, что они потратили месячную зарплату на импортную куклу, показанную из-под полы спекулянтом. Спекулянт был настолько напуган маленьким чудовищем и привлеченным ее истерикой вниманием, что скостил цену и поклялся более не торговать проклятыми кусками пластика.

Когда маленькая Лизонька начала взрослеть, родители стали получать все больше поводов для беспокойства. Куклы плавно перешли в косметику, косметика — в завезенные фарцовщиками тряпки, а импортные тряпки — в дизайнерскую одежду и драгоценности. По счастью, появление страсти к двум последним категориям материальных ценностей пришлось на момент достижения совершеннолетия, и родители, с облегчением вздохнув, переложили бремя ухода за больной девушкой на ее поклонников. Но, несмотря на очевидно проявившиеся признаки незаурядной сексуальной привлекательности и кое-какую способность связать два слова (одно из которых всегда означало очередной предмет магазинных вожделений), воздыхатели не удерживались. Один из них признался Лизе, которой накануне по простоте душевной дал попользоваться своей кредиткой, что просто боится ее. Судя по печальной статистике ранних расставаний, наверное, боялись и другие. Настала пора задуматься о будущем и о гарантированном медицинском уходе.