Баньши пролетает при свете луны; скорбные стенания, заунывный плач («киэнинг») и крики этой феи раздаются в ночной тишине, предвещая скорую гибель одного из членов опекаемого клана.

Она, баньши, следит за рождением младенцев и воспитанием юношей, за домашним очагом и за тем, чтобы конь не запалился, а копьё не сломалось. Она – то мудрая мать, то старшая сестра. Если ирландец умирает, женщины его рода собираются, чтобы оплакать его. Среди них – баньши. Она является в траурных белых одеждах, чтобы расчесать волосы умирающего своим серебряным гребнем и оросить его лицо слезами, а затем отходит в сторону и вместе с прочими женщинами поет отпевальную песню.

Сэр Вальтер Скотт полагал, что баньши не столько существо, имеющее какой-то облик, сколько зловещий смертный вой, наполняющий ужасом ночи холмы и нагорья Ирландии. Голос баньши похож одновременно на собачий вой и жалобные крики птиц. Я дважды слышал этот крик. Это происходило тогда, когда у меня на глазах теряли силы и уходили из жизни мои сестра и дядя.

«Древние истории и легенды глубоко укоренились в сердце этого человека. Смешно и трогательно, – подумал капитан Александр. – Бесстрашный моряк, путешественник, сам избравший путь опасных авантюр, участник индейских междоусобных сражений, переживший тюрьмы, рабство, бесправие, эпидемии, видевший самые страшные и уродливые явления человеческой жизни, живший среди преступников, падших женщин, тихих людоедов… Человек в трезвом уме и здравой памяти. И вот тебе на – верит в баньши, слышит призрачных арфистов, разговаривает с лесными нимфами и ни чуточку не сомневается в существовании лепреконов и прочей лесной нечисти. Счастливый О’Коннолли».

– Друзья мои, вы, наверное, решили, что у меня мозги набекрень, – сказал Джеймс, заметив задумчивый взгляд Александра. – Не знаю почему – время от времени со мной такое случается. Вот здесь, в моей груди стучит пламенное сердце настоящего ирландца.

Сумерки упали на море. Шлюпка была ещё недалеко от Нан-Матала, когда кто-то из матросов попросил Джеймса показать крик баньши. Какие-то странные звуки родились внутри горла ирландца. Тихое клекотание, похожее на далёкие неясные рыдания, постепенно нарастающие причитания, невыразимо скорбные, трагические, переходящие в жуткий, тоскливый вой. У моряков мурашки побежали по коже. И вдруг, когда «плач» новоявленного «баньши» уже утихал, со стороны острова, будто из-под воды, раздался могучий, подобный грому, рёв трубы. Моряки перестали грести. В наступившей тишине было слышно, как вода капает с поднятых весел. Звук трубы повторился несколько раз и исчез. Кто ответил на крик ирландца? Это не баньши. Она приходит в последние минуты жизни своего подопечного. Ирландец цел. Ничто ему не угрожает, баньши здесь делать нечего. Но кто-то или что-то услышало и поняло голос Джеймса. Услышало что-то родное в этом плаче и клекотании. И ответило. Может, это туннели Нан-Матала, настроенные на определённый звук, ответили эхом на «стон баньши»? Даже неунывающий ирландец выглядел обескураженным. Он же первым и разрядил обстановку.

– Простите меня, Александр, – задыхаясь от смеха, проговорил он. – Но если бы вы только видели себя самого и наших спутников, с обалдевшим видом слушающих вначале крик баньши, а потом этот неизвестно чей трубный звук, – и снова у него в глазах промелькнул лукавый огонёк.

На следующий день путешественники вернулись в Нан-Матал. Нан-Мволюэсси – стена, защищающая Базальтовую Венецию от ярости моря. Каменный мол. Взглянув с него в морскую воду, можно увидеть подводные заросли с нежными красными цветами.

По каналу Крокодилов, в котором, кстати, действительно было много этих огромных пресмыкающихся, лодка путешественников подошла к квадратной постройке Паэн-Кадира, острову Крокодилов. Там есть и «Дом крокодила», место, где по легенде была сожжена самка крокодила, царская тёща. Рядом – дворец повелителя и его управляющего. Административный центр базальтового города. Посещение его – строжайшее табу. На остров Пан-Кадира путешественники входили через огромные главные ворота. Перед ними – большой плоский камень, на котором посетители резиденции правителя оставляли свои копья. Через эти ворота имели право пройти лишь мужчины. Женщинам, за исключением нескольких, самых знатных, посещение острова Паэн-Кадира было категорически запрещено. Рядом лежал другой плоский камень. Говорят, что врагов крепко привязывали к нему и держали под лучами жаркого тропического солнца, не давая ни пить, ни есть. Несчастных будто бы стерегли два специально обученных попугая. Смерть наступала очень быстро, и повелителю не надо было прибегать к услугам палача.

Путешественников заинтересовали четыре почти разрушенных угла стены, окружавшей остров. Эти углы, по преданию, возводили великие колдуны каждой из четырёх земель Пон-Пая. Они и названы именами этих земель: сокесский, китийский, кусаиесский и мадоленимвский. Согласно поверьям островитян, углы зданий обладают свойством предсказывать грядущие события. Они обрушиваются в том случае, если той земле, чьё имя они несут, грозит какое-то несчастье.

Моряки рассматривают бассейн вождя. Повелители, разумеется, купались не в солёной, а в пресной воде, которую доставляли с Большой земли. Однако некоторые властители Нан-Матала были куда более капризными. Они погружали своё тело лишь в утреннюю росу, которую собирало для них с широких листьев таро[41]все население Пон-Пая.

На острове Пеикап (острове Черепах) – искусственные водоёмы, в которых когда-то разводили священных черепах. Теперь дно этих водоёмов покрыто толстым слоем панцирей морских черепах. Проводник рассказывает о легенде, согласно которой на гладкой поверхности одного из таких водоёмов, маленького бассейна Пейрот, словно на волшебных стеклянных шарах средневековых магов, жрецы могли увидеть любой уголок земли, рассмотреть, что происходит в стане противника. Жрецы считали, что именно черепахи давали магическую силу этому водоёму. Морские черепахи играли важную роль в религиозных обрядах народа, теснейшим образом связанного с океаном. Этих беззащитных пресмыкающихся собирали и отправляли в корзинах в их последнее путешествие на соседний остров Идед (остров Угря).

Если остров Крокодила считался сердцем Нан-Матала, а на острове Воинов располагалось военное руководство архипелага, то остров Угря был главным культовым местом. Здесь совершались важнейшие обряды. В святилище размером двадцать на двадцать пять метров в специальном резервуаре с прозрачной водой жил когда-то огромный четырёхметровый морской священный угорь, которому все поклонялись. Морскому угрю подавали черепашье мясо. Жрецы готовили его в специальных печах. После того как черепашье мясо было готово, жрецы Идеда предлагали священному угрю специально выбранные для него лучшие жареные куски. Если он съедал мясо, то тем самым как бы отпускал Нан-Маталу «грехи». Жрецы молили священного угря о милосердии к себе, вождю и, наконец, просили о милости ко всему народу. Если угорь отказывался от подношения, тогда всех жителей Нан-Матала охватывало отчаяние.

На Идеде почитали угря, на Пан-Кадире – крокодила, на Нан-Муолусее – акулу, на Пеикапе – черепаху.