class="p1">— Ага, принесли. Только сперва чуть не слопали! — негодующе пискнул снегирь.

— Пушок ни за что не стал бы тебя есть. Он только припугнуть хотел, чтобы ты его ягоды не трогал. И вообще, я его уже за это отругала, — Тайка мяла в руках полотенце. — Если мы всё выяснили, может, сам улетишь уже? Мы тебя не задерживаем.

Беспокойный гость склонил голову набок и свесился вниз:

— Простите, если обидел. Просто я очень испугался. Подумал, вдруг вы от деда? Не выгоняйте меня, пожалуйста…

— Ладно, — Тайка пожала плечами и повесила полотенце на крючок. — Как хоть звать тебя?

— Ванька я. Ванёк-снегирёк.

— Хочешь семечек, Ваня?

Она и ахнуть не успела, как снегирь вдруг камнем упал с люстры, ударился о дощатый пол и обернулся белобрысым синеглазым парнишкой лет четырнадцати — вихрастым, веснушчатым, в нарядной красной косоворотке — прямо как Иванушка-дурачок с картинки в старой книге сказок.

Тайка икнула от неожиданности и добавила:

— Э-э-э… или лучше чаю с плюшками?

* * *

— Так, и почему же тебя дед ищет? — она водрузила на стол пышущий жаром заварник. — Признавайся, чего натворил?

Парнишка пожал плечами и отвернулся.

— Не хочешь говорить — не надо. Но тогда я тебе ничем помочь не смогу.

Ванёк-снегирёк вздохнул и уронил лохматую голову на руки:

— Боюсь, мне никто уже не поможет. Влип я. А всё из-за Снегурки…

Никифор придвинул ему тарелку с плюшками.

— Кушай, добрый молодец, да не томи — сказывай уж, чего у тебя приключилось? Таисья у нас ведьма добрая — может, подсобит чем.

Ванька не заставил себя долго упрашивать и, быстро запихав угощение в рот, затараторил:

— Эта дуфа флюбилафь, префтафляете? И умофала с полюбофником в Файланф.

— Куда-куда умотала? — не поняла Тайка.

Снегирёк проглотил кусок плюшки и уже более внятно пояснил:

— В Тайланд. Это королевство такое в тёплых краях, может, слыхала?

— А, ну да. Слушай, а Снегурочка разве не растает? Там же жарко!

Ванёк рассмеялся:

— Ой, умора! Такая большая, а всё в сказки верит! Не растает, конечно. Чё ей сделается? Такое уже бывало: погуляет и вернётся.

— Тогда в чём проблема?

— Да в том, что раньше она никогда не сбегала в канун зимы. Ужасная безответственность! Дед просто в ярости, а рука у него знаете какая тяжёлая? — Ванька, поморщившись, потёр затылок, и Тайка сочувственно цокнула языком:

— А за что влетело-то?

— Пф, непонятливая, — парнишка наморщил нос. — Когда Снегурки нет, то и зима не настанет. Не чуешь разве? Уже почти месяц живём в безвременье… Дед говорит, мол, давай, Ванёк-снегирёк, надевай шубейку да иди добывай ключи от зимних врат. А я не хочу…

— Это почему же? — Тайка, закусив губу, задумалась: уж не обманывает ли её гость? Вон какая рожа хитрая — небось, горазд небылицы сочинять.

— Ну сама посуди, на кого я похож буду в снегуркиной шубейке? Может, ещё платье напялить и сапожки алые? А потом топать в таком виде к вратам и выкликать Зиму-зимушку… Надо мной же потом все птицы в лесу смеяться будут! Дед даже слушать не стал, заладил: мол, не отлынивай, собирайся в путь-дорогу. Вот я и сбежал.

— Выходит, вы с сестрой оба дедушку Мороза бросили? — Тайка нахмурилась, а Ванёк покраснел, как маков цвет.

— Ну, я хотя бы не в Тайланде…

— Если зима не наступит, у нас тут скоро тоже пальмы вырастут, — домовой громко звякнул чашкой о блюдечко.

Тайка с удивлением воззрилась на него.

— Никифор, ты же вроде холод не любишь?

— Не люблю, да только порядок во всём должен быть! Если уж зима — значит, зима, и никаких гвоздей! Нельзя землю-матушку без снежного покрывала оставлять — озимые помёрзнут, цветы не расцветут, так и будем в хмуром безвременье жить. Настанет всякой недоброй нежити раздолье — мертвякам заложным, злыдням да встречникам. А коль зимы не будет, то и весна за ней тоже не придёт — мавки, полевики, лесовики, болотники не проснутся.

— Это правда? — Тайка глянула на Ваню, и тот, потупившись, кивнул. — Так чего же ты тогда упрямишься? Не стыдно, а?

— Ещё и ты меня попрекать будешь?! — вскинулся снегирёк. — Вот иди сама добывай ключи и выкликай зиму, раз такая умная!

— И пойду! — Тайка стукнула кулаком по столу так, что аж сахарница подпрыгнула. — Рассказывай, что делать надо?

Ванёк от радости просиял:

— Вот спасибо так спасибо, ведьма! Подожди меня, я мигом обернусь — только за шубейкой и сапожками снегуркиными сгоняю.

Он ударился об пол, обернулся снегирём и вылетел в форточку, а Никифор, вздохнув, пробормотал:

— Добрая ты слишком, хозяюшка… Притащила пичужку на свою голову.

— Ты с ума сошла?! — Пушок, которого наконец-то впустили в дом, забрался на тёплую печку и теперь орал оттуда на Тайку. — Была нормальная ведьма, а теперь снегуркой заделалась? Мало тебе своих хлопот?

— Не вопи. Если не мы, то кто?

— Мы-ы-ы? — коловерша прижался к печной трубе. — Я никуда не пойду. Там такой дубак, Тая! Птицы на лету замерзают.

— Похолодало, что ли?

— Не то слово! Мороз разбушевался, а снега всё нет и нет.

— Видать, очень злится зимний хозяин на внучков своих неразумных, — домовой вытащил из сундука пыльную телогрейку и, чихнув, добавил: — А ты что ж, обормот пернатый, будешь теплом наслаждаться, пока мы с Таюшкой-хозяюшкой всех спасаем? Не ожидал…

— А ты тоже идёшь? — Пушок округлил жёлтые совиные глазищи.

— Иду! — сказал, как отрезал, Никифор и с грохотом захлопнул крышку сундука.

Он надел телогрейку поверх овчинного тулупа, подпоясался и взял завёрнутую в отрез сукна балалайку. Тайка накинула снегуркину шубку, вдела ноги в сапоги, повесила на плечо сумку.

— Ну что, Никифор, мы готовы?

— Всегда готовы, хозяюшка!

Они едва успели спуститься с крыльца, как вслед им донёсся жалобный вопль коловерши:

— Эй! Стойте! Подождите меня-а-а!

* * *

Очень скоро Тайка пожалела, что взяла Пушка с собой, потому что тот, устроившись на её плече, ныл, не переставая:

— Тая, ты хоть знаешь, куда мы идём? А что мы там будем делать? Ой, хочу чайку горяченького: я видел, у тебя в сумке термос! Кстати, а кто-нибудь догадался плюшки взять? А долго ещё? Я замёрз. Ой, кажется, мы не туда свернули! Уже темнеет, может, пойдём домой? Завтра ведь ещё не поздно будет сходить?

Тайка достала плюшку и сунула её коловерше прямо в пасть. Может, хоть так немного помолчит, а то ведь слова не даёт вставить, болтун пернатый.

— Послушай: я не знаю, сколько ещё нам идти. Говорят, ворота зимы где-то за Непуть-ручьём находятся, а мы до него ещё не добрались. Если