– Кстати о табуретках, – подала я голос. – Как насчет моих денег? Потому что, – тут я швырнула на стол вилку и отодвинула тарелку, – с меня хватит этого бреда. Я хочу мои деньги – и домой. Ваше общество очень вредно для здоровья.

В столовой на мгновение воцарилось молчание.

– Во-первых, – тихо заговорил Калиновский, – мои люди ищут человека с отсутствующей фалангой и ни на миг не прекращают поиски. Это что касается предъявленных мне обвинений. А во-вторых, – он взял бокал, отставив мизинец, и принялся пристально разглядывать рубиновую жидкость в нем, – боюсь, что ваше отсутствие, Татьяна Александровна, преждевременно. Когда мы найдем нашего хлопца, нам необходимо будет опознать его, и тут без вас нам никак не обойтись.

– Ах вот как! – Я побелела от злости. – Но у вас есть его портрет, его описание! Что еще вам от меня надо?

– Вы – свидетель, – повторил Владислав.

– Ну надо же, – издевательски проговорила я. – Разве мебель может быть свидетелем? А ведь ваша жена только что при всех обозвала меня табуреткой.

Калиновский искоса посмотрел на меня, но ничего не сказал. Лицо Охотника словно застыло. Я перевела взгляд на Владислава и заметила, что он неторопливо поставил на стол чашку чая, которую держал в руке. После чего жалкий подкаблучник аккуратно размахнулся и влепил жене такую пощечину, что она вместе со стулом упала на пол, где и осталась лежать, тихонько всхлипывая. Все свидетели этой необычной сцены окаменели, как изваяния. На шее Никиты дернулся кадык. Он сглотнул, но не проронил ни слова.

– Моя жена Марина, – с интонациями денди проговорил Владислав, неторопливо вытирая руки салфеткой, – очень сожалеет о том, что она сказала. Обещаю вам, больше это не повторится. Касательно же денег, – он взял в руку вилку и снова преспокойно принялся за еду, – то я хоть сейчас могу отдать вам всю сумму, о которой вы условились с моим отцом. Для Шарлаховых деньги – не проблема.

Мне было очень трудно продолжить разговор, но я решила расставить все точки над ё.

– И что, я так и буду сидеть сиднем в этом доме? Пока вы не…

– Именно так, – подтвердил Владислав. – Возражения не принимаются.

Никита наконец зашевелился на стуле. Похоже, он хотел помочь Марине подняться с пола, но Владислав взглядом пригвоздил его к месту. Боголюбов приподнял свой зад с сиденья и неловко опустился обратно. Марина сама поднялась на ноги, поставила стул на место и села на него. По щекам ее все еще текли слезы. Владислав же вел себя так, как будто ничего не произошло. Остаток трапезы протек в гробовом молчании.

Следующие два или три дня прошли без каких-либо заметных происшествий. О депутате Лосеве уже все забыли. Перестрелка в мирном подмосковном поселке упоминалась в средствах массовой информации, но как-то глухо, в виде то ли слуха, то ли непроверенных данных. Я постоянно смотрела телевизор и только раз поймала объявление о том, что Ипполит Шарлахов, известный бизнесмен и т. д., подозреваемый в связях с криминальным миром, неожиданно скончался в кругу семьи от сердечного приступа. Надо отдать должное клану: в нем умели хранить тайны. Но наступил день похорон Ипполита Сергеевича, а Ангел Смерти так и не был найден. Равно как и его таинственный сообщник, всыпавший яд в бутылку мартини.

Следуя совету Калиновского, Владислав принял на похоронах чрезвычайные меры охраны. Все, что можно оцепить, было оцеплено. За каждым забором, на каждом дереве и каждой крыше сидело по снайперу. Позже, уже после похорон, поговаривали, что на кладбище охранники в своем самопожертвовании дошли до того, что даже зарылись в землю под видом покойников, но это, конечно же, было шуткой.

Такие экстраординарные меры были приняты не только потому, что Калиновский, Охотник и оставшиеся в живых Шарлаховы опасались очередного убийства со стороны невидимого, но всемогущего Ангела. Дело в том, что с Кипра на похороны близкого друга прилетел сам банкир Гнедич, фигура во многих отношениях легендарная, но все-таки имеющая больше врагов, нежели друзей. Гнедич был колосс, титан, столп финансового мира. Ни один брокер, даже самый паршивый, в каком-нибудь захолустном Гадюкине, не смел и чихнуть без его разрешения. Но люди не любят столпы, и титаны им тоже не по нутру. Если бы с головы Гнедича (впрочем, совершенно лысой) упал хоть один волос, в винных магазинах непременно выстроилась бы очередь желающих немедленно отметить это событие. Потому что Гнедича ненавидели – за его богатство, за его власть и могущество, но более всего за то, что он был удачлив и неизменно выходил сухим из воды из любых переделок. Несколько раз его пытались убить, стреляли в него, взрывали его автомобиль, но похоже, что этот человек был заговорен. Пули не достигали до цели, автомобили взлетали на воздух именно в тот момент, когда ему вдруг взбредало в голову выйти из машины, чтобы самолично купить газету в каком-нибудь киоске, продавщица которого ему приглянулась. Поговаривали даже, что все эти покушения организовал он сам, чтобы повысить свою популярность, но зачем ему понадобилась эта популярность, никто толком объяснить не мог.

– Да нет, все это ерунда, – отмахнулся Охотник, когда я напрямик задала ему вопрос об этом. – Конечно, все эти покушения были не понарошку, но я не исключаю, что он загодя узнавал о них и делал так, что они срывались.

Я полагала, что в день похорон меня оставят в покое, но не тут-то было: накануне в мою комнату с поджатыми губами заглянула Марина и бросила мне на кровать какой-то продолговатый пакет.

– Это тебе, – процедила она сквозь зубы. – Завтра чтобы выглядела как огурчик.

После чего развернулась и горделиво проследовала прочь из комнаты.

– В чем дело, Охотник? – воззвала я к своему постоянному телохранителю, присутствовавшему при этом событии.

Охотник отвернулся от окна, пейзаж за которым рассматривал до того с преувеличенным вниманием.

– Капитан Калиновский считает, что ты должна пойти.

– С какой стати?

– С такой, – отозвался Охотник, – что там может оказаться убийца, а ты узнаешь его. Если он будет, ну, к примеру, переодет и всякое такое. Ходят слухи, что Ангел мастер менять свою внешность, так что…

Я остолбенела.

– Ты что, шутишь?

– Нет.

– Кретин этот Калиновский, – в сердцах сказала я. – Сколько времени прошло, а до сих пор ничего сделать не может.

– Это ты зря, – спокойно отозвался Охотник. – Данила его нашел.

– В самом деле? – недоверчиво спросила я. – Ну и где же он?

– Калиновский уже знает, кто это, – терпеливо пояснил Охотник. – Понимаешь? Он нашел киллера. Но тот скрылся прежде, чем наши его достали.

– Я же говорю, кретин, – подытожила я, прикладывая к себе изумительно скроенный черный костюмчик от очень известного лейбла (не скажу какого, не дождетесь. Пусть уж лейбл сначала заплатит мне за рекламу). Надо сказать, что некоторые женщины согласились бы носить траур всю жизнь, чтобы только облачиться в столь роскошные тряпки.