Рейд по улицам и закоулкам в поисках учреждения белых дался ему не легче поездки с пересадками. Всю дорогу Форт ощущал направленное на себя внимание попутчиков. Его угнетало и собственное поведение, в мелочах отличавшееся от манер окружающих, и то, как сложно на ходу подмечать и копировать эти мелочи — жесты, для которых ему не хватало суставов в руках, мимику, небрежные тонкости артикуляции. Теплилась надежда — многое спишется на то, что он мутант; но по уму выходило, что он волей-неволей оставляет за собой след, словно порошок, сыплющийся из дырявого кармана. Не беглец неуловимый, а подарок для ищеек. Вот и за масками олхов ему чудились недобрые умыслы и трепет цветных пятен, отражающий боязнь и нетерпение — когда, ну когда же ворвётся полиция?.. Он готов был выхватить лайтинг, но понимал, что это жест отчаяния, и сдерживался. Никакого насилия, пока угроза разоблачения не станет явной — то есть когда руки крутить начнут.

Но речи белых звучали достаточно искренне. Ему ставили в заслугу то, что он возвысился к Небу над кастой и расой, взявшись устроить Судьбу низкорождённых.

— Люди в нашей автономии добры, — как бы извиняясь, говорил иерей центра, — но древние обычаи подчас мешают им поступать по совести. Вы же, р-говорящий, потянулись сердцем к бедственным туа. Хотелось бы отметить ваш поступок в нашем бюллетене, как пример для подражания.

— Не стоит. Пусть останется в тайне.

— Хотя бы так — «Некий человек, будучи нидэ из земледельцев, совершил то-то и то-то, о чём свидетельствует олх-иерей Отаи Моолоа из центра Восходящая Песнь». Многие, желая сохранить неизвестность, называются «Некими»; почему бы и вам не...

Форт отметил занятную деталь — отдельно «нии» значит «некий», а в слове «нидэнии» — окончание «-ский». Пригодится.

— Пожалуй, так можно. Без имён и места жительства... Непутёвые, — повернулся Форт к своей докучной парочке, — я передал вас в верные руки. Ведите себя хорошо и умно. Я буду о вас справляться, и если всё будет тихо и спокойно, а я — жив и здоров, то пришлю вам денег. Пока что прощайте.

Никакой более округлой фразы, намекающей, что им следует помалкивать о своих похождениях, он выдумать не смог, И так всю дорогу втолковывал им, что если побег раскроется, их вышлют обратно — он не знал в точности, таковы ли здесь порядки, но манеры господ хозяев и режим территории позволяли кое о чём догадываться, так что можно и чуток преувеличить. Больше он надеялся на Эну, как на более рассудительную, но девчонка сильно вымоталась, а в таком состоянии можно рассчитывать на одну силу воли.

Льешская сила воли немедленно проявилась, едва он распрощался и сделал движение к двери. Это был ещё один пикантный пункт из умолчаний Муа, вернее, древний обычай, суть которого: «И-лъеш caau—манаа буто» или «Нет ничтожного без повелителя».

Шук и Эну завопили и, бросившись к Форту, вцепились в комбинезон и олокту.

— А-а-а, отец, за что ты нас бросаешь?!!

— Разве мы плохо служили?!! Я тебе всегда буду стол накрывать!

— Мы и за сто пятьдесят согласны! и за сто двадцать! Скажи, Эну!! целуй отцу ноги!

— Кыш, кыш, — пятился Форт, пробуя стряхнуть прилипал, но те волоклись следом, грозя стянуть олокту, а показывать Отаи Моолоа лайтинг на боку и хлыст Форту совсем не улыбалось. — Олх-иерей, помогите!

— Дежурный милиционер — в приёмник, — коротко приговорил олх, достав локальный телефон.

Человек в белой форме, покроем схожей с мундирами господ-хозяев, в ребристой маске и берете с лентами влился в помещение быстро, как ртутный ручей. Хлыст оставался у пояса, стрекало — в длинной рукояти, рук он не протягивал и рта не открывал, но, должно быть, в его стойке было что-то знакомое Эну и Шуку — они отпрянули и прижухли, жалобно поскуливая.

— Они очень привязчивы, — извинился олх и за них тоже. — Вы были с ними ласковы; должно быть, вам печально с ними расставаться.

— О да. Я в горести.

— Три ота, — хмуро буркнул Шук, вдруг прекратив скулить. — Мы заработали, отдайте.

— Вручите им, — Форт протянул олху клик, — когда решится, куда их определить. Кстати, а куда можно?

— Посмотрим, — олх скосил правый глаз на новых жителей приюта. — Их надо оздоровить и протестировать на способности. Мы не содержим и не защищаем никчёмных. Вот наш адрес и номер для связи.

Со смешанным чувством избавления, исполненного долга и грусти Форт поспешил на вокзал, чтобы успеть к вечерним поездам на юг. Память подсказала ему координаты верного убежища — город Гигуэлэ, храм Облачный Чертог, олх-настоятель Олу Омании. Экспресс, уходящий в 00.20, вполне его устраивал, а туанские правила — не проверять документов, не требовать открыть лицо и назвать имя — казались ему чудесными. Возможно, власти планеты поступают мудро, не допуская к себе иномирян и звёздных воров. Федеральный криминалитет, освоив язык и надев маски, нашёл бы здесь питательную среду и бездну возможностей.

«Или их сцапали бы на входе в магазин, куда нидским льешам и животным вход закрыт», — здраво предположил Форт, припомнив и другие здешние традиции, которые сам еще не вполне изучил.

Эну стыдливо шмыгала носом, пока врач искал на ней лишаи и паразитов, а другой бесполый сотрудник центра перетряхивал одежду и вещички.

— Ты это ела? — показал он пачку гормональных препаратов. — Сколько и как долго?

— Давно-о... я родила-а... — ныла Эну.

— Препараты без знака товарного разрешения. Их нельзя ни продавать, ни покупать, ты знаешь?

— Там есть зна-ак...

— Подделка, — сотрудник провёл пачкой над сканером. — Отрава. Так и сдохнуть можно, милочка. И на мальках сказывается. Поняла теперь, как получаются уроды? С твоего разрешения... — Пачка упала на лепестки утилизатора, провалилась, и ящик заскрипел, обращая суррогатные таблетки в пепел.

Её тряпки бросили в вошебойку. Готовое прорваться криком, у горла Эну билось нестерпимое желание — вернуться в Цементные выселки, на завод, к мамке, к мамочке! Но она крепилась. То, что с ней творилось, походило на священнодействие. Только стерпеть, вынести стыдобу медосмотра — тогда всё переменится, и произойдёт что-то дивное. Может, жёсткая витая проволока волос распрямится в гладь, как у старших каст. Или ей дадут билет на право жить в городе. Но обратно, в зону — никогда! нет, никогда! Пусть будет больно, лишь бы не отправили назад!..

— Послеродовая лихорадка, второй степени тяжести. — надиктовывал врач в бусинку микрофона на лацкане. — Назначения — фильтрация лимфы через стерилизатор, нитона семьсот единиц струйно. Второе: грибковая инфекция наружных органов воспроизводства...

— А-а-а-а, не надо меня стерилизова-ать!!

— Тихо, а то милиционера позову! И не трясись. Детородная функция народа — первая забота Белого Двора. Третье: грибковая инфекция ногтей стоп... Слушай, Илис, кто таких на роды принимает без санации?!..