что-то объяснить. Но мы слушали Хулио.

К Чингис-хану!

Сара сказала, что идти к Чингис-хану придется мне.

– Я не могу, я беременная. Придется отправляться тебе.

– Ты что? Я же не шаман. Я не смогу. Я ведь даже по-монгольски плохо говорю. Как я у него спрошу?

– А ты хочешь, чтобы наш ребенок получил дозу радиации в безвоздушном пространстве?! Сможешь! Я научу.

Она дала мне понюхать что-то ужасно неприятное. Налила на голову какой-то жижи. Стала бить в бубен и орать невнятицу. Бар-бар! Тыр-тыр! Я ничего не чувствовал, а втайне был рад, что не получается. Очень мне не хотелось к Чингис-хану. Постепенно я заснул. Последнее, что помню, – я сильно задрожал. Мороз по коже пробежал, голова закружилась как будто. Руки-ноги стали как веревки. Потом все исчезло.

Проснулся я в каком-то поле. Бескрайнем. Это, наверное, и есть степь. Раньше я такого простора не видел. Лежу весь облеванный. Плохо мне до ужаса. Мутит, голова кружится. В глазах круги, красные огни. Руки поднять не могу. Дядюшка Робиньо дал мне однажды тростниковой самогонки. Я, дурачок, выпил целую кружку. И то мне не было так плохо тогда. Хотя три дня после той самогонки не вставал с постели. Лежу. Плевать мне, где я, кто я… Ох, Сара, Сара…

Вдруг раздается топот копыт. Кто-то спешился и подошел ко мне. Я головы поднять не могу, да и глаза не открываются. Слышу ― дети хихикают, переговариваются. То подойдут, то отскакивают. Видно, боятся меня. Один глаз с трудом приоткрыл, вижу ― монголята, шустрые такие, щеки все в цыпках, сопли свешиваются.

– Вода надо. Здоровье плохое. Не бойтесь.

Ух, как они от меня бросились бежать. Отбежали и смотрят. Любопытные. Глазками так и зыркают.

 Двое мальчишек, что постарше, привязали к моим рукам веревки, сели на лошадей и пустились вскачь. Это, наверное, такая пытка, что ли. Еле жив остался. Голова, как мячик, прыгала по степи. Джинсы, рубашка порвались в клочья. А мальчишки скачут и хохочут. Правда, вся гадость из меня исторглась, и, когда они бросили мое бездыханное тело перед юртой, мне как будто стало полегче. Я сел, обхватил голову.

Из юрты вышел человек, крепкий, серьезный. Подошел, что-то сказал. А я ничего не понимаю, только говорю:

– Тринкен, тринкен, битте…

– Тэнгэр гэнээ?66― воскликнул он. ― Эй, мать, иди сюда, взгляни. Этот странный человек, которого притащили дети, говорит, что он божество тэнгри.

Вышла женщина с широким приплюснутым лицом. Она смешно переваливалась на кривых ногах.

– Что ты опять зовешь меня? Видишь, я делом занята? Вечно придумаешь какую-то ерунду. Лучше сходи к овцам. Там одна, кажется, заболела фырчаткой, а другая ― вертячкой. Ну, что здесь? Какой такой странный человек?

Подошла ко мне и заохала:

– Ой, кто это? Какой черный. Это он ― божество? Где вы его нашли?

– Он там валялся, за холмом, ― мальчишки возбужденно затараторили. ― Мы думали, это черт. Или демон, про которого дедушка рассказывал. А он вдруг как завертится, как заговорит. Вот мы его и притащили.

Мужчина потрогал меня ногой:

– Хм, живой…

– Да что же это такое?! Сколько можно всякую нечисть тащить в дом? Вы головами-то своими круглыми подумали бы хоть чуть-чуть! Это же истинный черт! Что теперь будет? Молоко точно прокиснет! – верещала женщина.

– Накормите его, напоите. Я скоро вернусь, – с этими словами мужчина вскочил на коня и ускакал.

– Нет, посмотрите на него! Накормите, напоите… Сам ускакал, а нам с этим страхом оставаться одним… Умник! – продолжая ворчать, женщина ввела меня в юрту, дала выпить чего-то кислого, терпкого. Три пиалы большие. Я заснул. Когда проснулся, хозяин уже вернулся. Он притащил большую косулю, которую убил на охоте. Они со старшим сынишкой разделывали ее.

Пир. Ссора

― Он, и правда, божество. Так мне еще никогда не везло. Первой же стрелой добыл большого козла. Сынок, отправляйся к тайчудскому Таргутаю, зови их всех к нам. Устроим пир горой. У нас поселился тэнгри! Старуха! Доставай чего там ты накурила, к нам гости едут, – хозяин юрты буквально ликовал. Но женщина продолжала бурчать:

– Здрасьте! Какие гости? Ты что, очумел совсем? Эти черта притащили, этот гостей назвал… Да еще кого?! Тайчудскую голытьбу! Зачем только ты встретился, когда меня в возке везли! Жила бы с Чилэду как барыня, горя бы не знала. Ох-хо-хонюшки!67

Пришли гости. Стали есть мясо да водку пить. На меня смотрят во все глаза. Особенно их изумляла растительность на теле. Время от времени кто-нибудь подходил и осторожно трогал волосы у меня на груди.

– Ты посмотри у него между ног! Настоящие заросли! Нет, это точно тэнгри! У простых людей такого не бывает, ― сказал хозяин.

– Не болтай, Есухэй, тэнгри, тэнгри… А вдруг черт? У чертей тоже может быть ― и волосы там, и две штуковины, и вообще черт-те что…

Толстый, потный дядька подошел и жирными пальцами залез ко мне в джинсы.

– Ой! Мама! Там что-то не то! ― завопил он.

– Да ё-моё! Шупа мэу пау!68

Я такого выдержать не мог. Как дал ему ногой в живот! Ноги у меня крепкие, так что толстый отлетел метров на десять, не меньше.

– Убили! Убили! Есухэев черт убил меня! А-а-а! – толстый вопил как оглашенный.

– Да постой, Таргутай, это не черт, это тэнгри! Он сам сказал, что тэнгри. И потому я одной стрелой свалил огромного козла. Так что не выдумывай ерунды. Не позорь мою юрту. Никаких чертей у меня отродясь не было! – хозяин начал сердиться. Водки-то они выпили не мало.

– Твой черт убил меня! Твоя юрта проклятая! Ты специально заманил меня, чтобы погубить!

– Не неси чепухи! А то срублю твою дурную башку, ты меня знаешь!

– Ты всегда хотел избавиться от меня. Старый носок от рваного сапога!

– Ах «носок»? Ах «от сапога»? Проваливай. Отныне мы кровные враги, так и знай!

Гости ускакали. Есухэй выпил подряд три пиалы водки и завалился спать. Дети сидели притихшие.

Все-таки тэнгри!

― Вот, оказывается, как поссорились монголы с тайчудами? Я никогда не могла понять, почему они так ненавидели друг друга! ― воскликнула Габи. Она была лингвист и в истории разбиралась средне. Я снисходительно взглянула на нее. Мол, что с тебя взять. Но ничего не стала говорить. Вообще-то, я и сама не четко помнила, чего они там не поделили. Просто Габи всегда ляпает сразу. А я ляпаю через некоторое время. Поэтому я выгляжу посолиднее.