Я притворно тяжело вздохнул, поддержав друга за руку, чтобы тот не потерял равновесие и не упал, а затем отправился вдоль стены в сторону уборной приводить костюм в порядок.

Проходя мимо Вяземского, я невзначай зацепил его плечом и остановился для извинений:

— Прошу прощения, — быстро и громко проговорил я, протягивая опешившему парню руку, и тут же добавил значительно тише, так, чтобы слышал только он, — на тебя пытаются магически воздействовать. Если не хочешь повторить судьбу предыдущего факела, уходи.

Я пожал его пухлую руку, оказавшуюся на удивление сильной.

— Извинения приняты, — ответил он мне довольно громко, чтобы окружающие слышали, а одними губами произнёс, — спасибо, Державин?

Я только молча кивнул и, не глядя более на Вяземского, удалился в уборную почистить костюм.

Когда я вернулся через пять минут, то наблюдал, как Павел Ильич Вяземский спешно покидает императорский бал. Затем окинул взглядом дворцовый зал, и в голове у меня что-то щёлкнуло. Из трёх с чем-то десятков претендентов на руку дочери императора по словам моего деда осталось меньше половины. Вот это отсев. Интересно, кому это выгодно?

* * *

— Ваше Императорское Величество, рад видеть вас в добром здравии, — Виталий Кириллович низко склонился перед отцом-императором, словно и не шёл ему уже девятый десяток.

— Благодарю вас, — ответил император и встал с рабочего кресла.

Встреча проходила в небольшом рабочем кабинете монарха. Считалось, что он совершенно защищён от прослушки. В своё время сам Разумовский приложил немало сил к тому, чтобы это было действительно так. Хотя, конечно, нельзя исключать, что кое-кто мог бы услышать, что происходит внутри этих стен. Правда, сейчас он и сам был тут.

— Я слышал, бал был омрачён множественными эксцессами, — император подошёл к бару и налил себе в бокал со льдом благородной янтарной жидкости. — Ваших рук дело, Виталий Кириллович?

— Отчасти, Ваше Императорское Величество, только отчасти. Проверял молодёжь на прочность.

— Что ж вы так? — тон императора, казалось, отчитывал бывшего начальника собственной безопасности, но улыбка говорила об обратном. — Молодое поколение у нас нынче хрупкое. Нельзя с ним так грубо.

— Прошу простить меня за методы, конечно, но вам же не нужны во дворце нюни и слюнтяи, которые в случае чего первым делом будут думать о себе, а не о Варваре Ярославовне?

— Так-то это вы верно подметили, Виталий Кириллович. Но всё-таки вот тот факел в первой половине бала был вообще ни к чему.

Император прохаживался взад-вперёд по кабинету в такт своим мыслям. Разумовский следил за ним глазами. Он прекрасно знал эту манеру монарха. Сейчас его величество прислушивается исключительно к своим собственным мыслям. Поэтому их надо правильно озвучить.

— Ах, нет, увольте! Тут я совершенно ни причём, — Виталий Кириллович поднял руки ладонями вперёд, словно показывая их чистоту.

— Очень интересно. Это что же он, сам по себе смертник?

— Выходит так, — согласился Разумовский. — Да вы поймите, он не из благородных. Титул достался его отцу за то, что прикрыл собой вашего покойного батюшку при покушении.

— Ну вот же, значит, что-то возвышенное в нём всё-таки есть, — император отпил глоток из своего бокала и посмаковал во рту.

— Если бы, — улыбнулся Виталий Кириллович. — Его кинули под заклинания мои люди, потому что не успевали прыгнуть сами. Заварушка там была с революционерами. А титул ему дали, чтобы держал язык за зубами. И вот теперь сынок унаследовал, который слово этикет путает со словом этикетка.

— Как же он попал на бал? — изумился отец-император.

— Это уже вопросы к нынешнему начальнику службы безопасности. В моих списках его точно не было.

— Ладно, опустим. Давайте перейдём к остальным.

— Мало. Очень мало достойного материала, — посетовал Разумовский. — Совершенно никуда не годятся.

— Ну Варвару-то негоже одну оставлять. Совсем с ума сойдёт девка, — с глубокой отцовской печалью проговорил император. — Не будь она с этой своею особенностью, я бы ей волю дал, с кем хочешь крути, лишь бы дворянин. И чтобы за пределы дворца не особо-то.

— Да это всё понятно, — согласился Виталий Кириллович. — Ладно, давайте посмотрим на наших претендентов. Вот эти сразу отсеялись: он показал несколько личных дел. Не смогли доехать. Понимаете, да? В наше время, если тебе письмо от императора пришло, ты умри, но на бал, чтобы был, как штык. А эти — нет, отговорки ищут.

— Может, наказать для острастки? — поинтересовался монарх.

— Они себя сами уже наказали, — ответил Разумовский. — Пускай теперь ищут себе невест. И близко к Варваре Ярославовне по красоте никого не найдут.

— И то верно.

— Так, кто у нас дальше? Вяземский. Древний род, уважаемые предки. Эмпат четвёртого уровня. Пригласили, полагая, что его силы будет достаточно, чтобы сдерживать выбросы силы вашей многоуважаемой дочери. Вообще хотелось в эту сторону покопать, а не только на нулевиков ставить. Но, к сожалению, юноша доверия не оправдал. Скрылся во второй половине мероприятия. Положиться на него будет сложно. Опять же, вместо защиты вашей дочери может предпочесть спасение собственной шкуры.

— Да уж, — тяжело вздохнул император. — Времена такие, все только за личное радеют, и мало кто — за общее.

— Вы зато надёжа-государь, только за общее благо и боритесь, — скорее по привычке лизоблюдствовал Разумовский с учтивой улыбкой.

— К счастью, не один, не один, — расплылся в улыбке от похвалы император.

— Так, этих я вообще упоминать не хочу. Одного застукали на лестнице с институткой, эти двое драку учинили в разгар мероприятия. Дальше. Лев Куракин. Ну это тот индюк, ей-богу, не успел потанцевать с принцессой, так сразу грудь выпятил и давай с друзьями через губу разговаривать. Неприятный тип, одним словом. И заносчивый.

— Можно его будет пресс-атташе сделать, — улыбнулся император и снова пригубил жидкость из бокала. Затем подумал и сел в рабочее кресло.

— Шутить изволите? — осведомился Виталий Кириллович. — Нас с вами потом обвинят в совершенном неумении выбирать кадры на публичные места. А чем вам нынешний-то Пескоструев не угодил?

— Да он порой такую чушь мелет, что мне самому стыдно. Но отвлеклись мы, продолжай.

— Кропоткин — вот этот ничего, можно присмотреться. Весёлый, шебутной, заводила, душа компании. Предки чисты перед короной, как стёклышко. Чернышёв — аналогично. Правда, замечена за ним одна особенность. Такое чувство, что проклятие на нём: постоянно что-то опрокидывает, спотыкается, падает, промахивается и так далее. Вот только никакого проклятия никем не обнаружено.

— Нет уж, нам и одного несчастья бесконтрольного в семье достаточно, — отмахнулся император от перспективы такого зятя.

— Вот и я так думаю. Вычёркиваем. Державин… Пу-пу-пу, — выдохнул Виталий Кириллович. — Тут, пожалуй, воздержусь от комментариев.

— Почему? — император удивленно взирал на бывшего начальника службы безопасности. Уж чего-чего, а комментариев у него всегда хватало в отношении любого из придворных.

— Да как-то что-то я не знаю. Ведёт себя