Днем они разговаривали, даже смеялись иногда. Оба поняли, что лучше обходить щекотливые вопросы, связанные с их свадьбой и делами “Галланд, Ланкастер и Дюпре”, поэтому напряженность понемногу улетучивалась. Ночью тем более. Ночи были великолепны, принося Хью истинное наслаждение. Однако он не мог сказать того же о своей жене, и это все больше угнетало. Он очень удивился бы, узнай, какие невероятные усилия прикладывает Микаэла, чтобы сдерживать страстное желание ответить на его ласки. И уж совсем ошеломило бы его известие о том, что супруга, мучая себя подобным образом, убеждена, что именно такое ее поведение в постели доставляет ему удовольствие.

Невинная Микаэла до свадьбы даже не задумывалась над тем, что происходит на супружеском ложе. Представление об этом дали лишь торопливые наставления Лизетт и особенно тетушки Мари. Из них она усвоила, что долг настоящей, преданной своему мужу креольской жены позволять ему делать с собой в постели то, что ему нравится. Именно ему. Жена, как поняла девушка, является в этом интимном деле лишь пассивной исполнительницей желаний мужа. Она была убеждена, что для порядочной женщины немыслимо кричать от удовольствия, а уж тем более самой начинать ласкать мужа, приглашая его к близости. Слова тетушки Мари глубоко врезались в память, особенно рассказ о муже, посчитавшем свою молодую жену развратной и потребовавшем развода из-за ее горячности в постели. Несмотря на то что она вышла замуж не по своей воле, а в силу сложившихся обстоятельств, Микаэла искренне хотела стать хорошей женой Хью. Она стремилась держать себя в руках даже тогда, когда это было выше ее сил, когда каждая клеточка ее тела страстно стремилась навстречу Хью.

Сложилась странная ситуация, приносившая массу неудобств им обоим. Хью, твердо решивший доставить жене сказочное удовольствие, мучился от того, что, несмотря на все старания, это ему не удается. Микаэла, не менее твердо решившая вести себя как хорошая креольская жена, постоянно боролась со своей плотью, жаждавшей совсем другого. О приближающейся ночи оба начинали думать все с большим и большим опасением.

К концу полагающихся по обычаю пяти дней оба тайно признавались себе, что ждут завершения этого срока как освобождения от чего-то не совсем приятного. По крайней мере утром им уже не придется оставаться наедине, не зная, что сказать и как вести себя. Согласно обычаю, молодая жена обязана была еще неделю или две не показываться на людях. Но это уже не означало, что она должна сидеть в спальне. Микаэла собиралась заняться осмотром нового дома с тем, чтобы прикинуть, что в нем следовало обновить. А Хью вообще мог возобновить обычный образ жизни.

Наконец настало утро, когда они вышли к завтраку. За столом их встретили Лизетт и Жан. Франсуа не было. Он, как им объяснили, позавтракал раньше и уехал навестить Алена, который почти поправился и приехал в Новый Орлеан. Микаэла немного смущалась, размышляя о том, как будут смотреть на нее родственники, знающие о том, чем она занималась на протяжении минувших пяти ночей. Но они вели себя крайне тактично, и уже через пять минут она спокойно сидела за столом рядом с мужем, улыбаясь и непринужденно болтая, будто была замужем не шесть дней, а шесть лет.

Жан, казалось, был даже рад, что американец стал его родственником, и стремился подружиться с ним. По крайней мере впервые за все время их знакомства разговаривали они непринужденно и почти сердечно. Тем не менее, когда Жан откланялся и ушел, Хью почувствовал облегчение. Насытившись и поставив на стол пустую кофейную чашку, он весело взглянул на жену.

— Как ты относишься к тому, чтобы начать осмотр нашего дома прямо сейчас? В контору я собираюсь идти после обеда, а утро вполне могу посвятить тебе.

— О, oui! — радостно блеснув глазами, согласилась она. — Ты не хочешь поехать с нами, maman? — обратилась она к Лизетт. — Надеюсь, ты не будешь возражать, Хью? — обернулась она к нему.

— Я твой муж, малышка, а не страшный людоед, крадущий детей у родителей, — усмехнулся он. — Вы присоединитесь к нам, мадам? — обратился он к Лизетт. — Это было бы приятно мне и, конечно, моей жене.

Лизетт не без удовольствия приняла приглашение, и уже через несколько минут все трое бодро шагали по направлению к улице Дюман. Как и говорил Хью, дом, до недавнего времени принадлежавший мсье Фоллету, находился по соседству с владениями Джаспера. Как и большинство старинных креольских зданий, он был построен на искусственном возвышении и украшен балконом с узорчатыми решетками.

Сознавая, что она переступает порог своего собственного нового дома, Микаэла ощущала гордость и приятное волнение. Прежде всего хотелось взглянуть на те помещения, куда они, будучи в гостях у мсье Фоллета, не заходили. Микаэла и Лизетт осматривали просторные комнаты, обмениваясь радостными замечаниями. Дом оказался очень славным. Конечно, меблировка и отделка были весьма старомодными. Но Хью напомнил, что не собирается экономить на обустройстве их семейного гнездышка и Микаэла может тратить на это столько, сколько посчитает нужным. Молодая женщина буквально сияла от радости. Не желая терять времени, она тут же принялась составлять список того, что следует купить. Среди представившихся ей слуг было несколько знакомых лиц. Это улучшило настроение. Большинство, правда, она видела впервые, но нисколько не сомневалась, что быстро найдет общий язык и с ними.

Когда осмотр был завершен, Хью проводил женщин домой. День был довольно жаркий, и, вернувшись, мать и дочь расположились во дворе, потягивая холодный лимонад. Хью немного посидел с ними. Но, допив свой бокал, поднялся.

— К сожалению, должен вас покинуть, милые дамы, — сказал он. — У меня намечены кое-какие дела на сегодня.

Микаэла не знала, огорчило ее или обрадовало заявление мужа. Побыть несколько часов без него в конце концов не так уж и плохо. Но говорить об этом было ни к чему, и она просто промолчала. Ответила за двоих Лизетт.

— Ох уж эти американцы! — произнесла она шутливо, но придав при этом лицу серьезное выражение. — Вы все время думаете о делах. Даже в медовый месяц.

— Кто-то в семье должен работать, мадам, — слегка улыбнулся Хью. — Мой кошелек в ближайшее время ждет некоторое испытание, и я должен быть уверен, что он достаточно полон, чтобы не доставить огорчений моей жене.

По лицу Микаэлы пробежала тень.

— Полагаю, что мне не придется разорять вас, мсье, — сухо произнесла она. — У меня есть собственные средства, и вы не стали беднее, женившись на мне.

— Это правда, — медленно сказал Хью, пристально глядя в помрачневшее лицо жены. Похоже было, что его шутка задела ее. Он вздохнул. Еще один урок — Микаэла горда и следует быть осторожнее в выражениях. Следующие фразы он старался произнести как можно нежнее и спокойнее. — Но ты зря опасаешься, милая. Мой кошелек достаточно глубок, чтобы оплатить все хозяйственные расходы. Что касается твоих денег, я бы предпочел, чтобы ты тратила их только на себя. Мало ли какие пустяки могут привлечь внимание женщины. Поверь мне, я с радостью дам тебе все, что ты пожелаешь.

— Все? — неожиданно громко переспросила она, как бы призывая в свидетели мать. — Все, что я пожелаю? Хью поднес к губам ее руку и поцеловал пальцы.