Лукас не ожидал, что возможность заговорить о своем деле появится так быстро, и поспешил ею воспользоваться.

– Скажи, как умерли ваш дядя и кузены? Боюсь, я совершенно не в курсе того, что с ними случилось, поскольку в это время сражался у Веллингтона.

Раф взял стакан и сделал несколько глотков вина, избегая смотреть на Лукаса.

– Это был несчастный случай. Новая яхта, внезапно налетевший шторм – и все, кто был на борту, утонули. Их тела так и не нашли. Мне написала об этом моя тетка Эммелина, когда я был в Париже.

Лукас почувствовал, что он что-то не договаривает, и, перегнувшись через стол, тихо спросил:

– И никто не видел, как тонула их яхта?

– Нет, никто. А что?

Лукас тяжело вздохнул. Раф был ему другом и ожидал рождения своего первенца. В его семейном счастье сомневаться не приходилось, в чем он убедился за обедом на Гросвенор-сквер. Лукас знал Рафа как храброго солдата и порядочного человека с незапятнанным именем. Но история с гибелью его родственников могла послужить поводом для грандиозного скандала, если о ней заговорит такой грязный интриган, как лорд Фрейни.

– Кажется, мне придется рассказать все с самого начала, – сказал Лукас, знаком попросив слугу принести еще вина.

– Вероятно. – Раф с сомнением посмотрел на него. – Я думал, ты пригласил меня, чтобы попросить руки Николь. Во всяком случае, так решила моя жена. А какое значение имеет то, как погибли мой дядя и кузены?

– Да никакое, Раф. По крайней мере, не должно бы иметь. Но боюсь, я всех нас подставил под удар. Позволь объяснить.

Он начал со смерти своего отца, которую в семье приняли за самоубийство из-за опасения, что его могут казнить как предателя, и быстро перешел к анонимному письму, полученному им год назад. В нем утверждалось, что его отец ни в чем не виноват. Затем он коротко рассказал о том, как целый год пытался найти автора письма – умолчав о своем выступлении против равнодушных сограждан здесь, в Уайте, неделю назад (казалось, с тех пор прошла целая вечность), и о том, как ему предложили сообщить интересующие его сведения в обмен на помощь в одном деле.

– Пойми, Раф, я был полностью готов помочь этому человеку, можешь мне поверить. Ведь мне предложили поведать правду о смерти моего отца, облегчить страдания моей матушки, которая вот уже пятнадцать лет не знает покоя! После кончины отца она перестала выходить в свет, здоровье ее подорвано. Представляешь, Раф, как я радовался, что вскоре смогу рассеять все ее сомнения! Мне хотелось верить тому, что мне говорили! Но вчера вечером, когда дело дошло до услуги с моей стороны, я не смог выполнить своего обещания. Да, не смог – даже ради себя, даже ради матери, которую очень люблю!

– Меня это не удивляет, Лукас, ты всегда был человеком чести. А теперь расскажи остальное. Как это касается моих дяди и кузенов?

– И твоей матери, – добавил Лукас, наполняя обоим стаканы.

– Моей матери? Господи, Лукас, неужели мне попросить принести еще один графин?

Лукас быстро объяснил, что ему предложено хранить в тайне намерения обратившегося к нему человека в обмен на молчание того о предположительно подозрительных обстоятельствах смерти герцога с сыновьями. И тогда письма, которые мать Рафа имела неосторожность подписать своим именем, не станут достоянием публики, и вся семья Дотри может не опасаться скандала, за которым последует позорное изгнание из высшего общества.

– И ты веришь человеку, чье имя даже не хочешь назвать?

– Да, он способен на все что угодно, чтобы защитить себя и не дать разрушить свои планы. И еще я уверен, что до тех пор, пока у него есть это оружие – письма твоей матери, – мы не можем быть спокойными.

– Согласен, – кивнул Раф и, нахмурив брови, задумался.

– Я и не сомневался. А, кроме того, меня приводит в ужас то, что он задумал. Собственно, из-за этого я и пригласил тебя сегодня. Он хочет спровоцировать людей на демонстрацию, которая пойдет к парламенту. Представляешь, Раф? А когда они окажутся на Вестминстерском мосту, их будут ждать правительственные войска! И тогда кровь, которая прольется на этом мосту, окрасит и мои руки. Я не сомневаюсь в том, что, если погода не улучшится и урожай окажется таким скудным, как ожидается, мятежи все равно вспыхнут по всей стране. Такое у нас уже случалось. Но это восстание, эту демонстрацию я могу предотвратить.

– Не стану спрашивать, как ты собираешься осуществить задуманное, но я в тебя верю и тоже считаю необходимым всеми силами помешать маршу, чтобы избежать массового убийства.

– Благодарю за поддержку. Но… как я могу что-либо предпринять, зная, что подвергаю тебя и твою семью такому страшному скандалу, подозрению, что ты убил, то есть приказал убить своего дядю и кузенов, чтобы получить право на титул? Чтобы твою мать заклеймили позором?

– Назови мне его имя, – напряженно сказал Раф. Лукас ожидал этой просьбы.

– И что ты сделаешь, Раф? Вызовешь его на дуэль? Я пошел бы с тобой, если бы считал это возможным…

– Да, такой человек найдет тысячу способов уклониться от дуэли. Но как любил говорить мой друг Фитц, не рой яму другому… Сдается мне, что этого незнакомца нужно подтолкнуть к яме, которую он так злобно готовит другим.

– Хорошо. – Вот почему Лукасу так нравился Раф Дотри! – Давай обсудим, как это сделать. Да, но прежде скажу, что я хочу жениться на Николь.

– Правда? – Напряженное лицо Рафа немного смягчилось. – Она уже знает?

– Знает. И отказала мне не то два, не то три раза, я и счет потерял.

Раф кивнул:

– На Николь похоже. Шарлотта рассказывала мне о том, что пришлось перенести Николь и Лидии, пока я был на войне. Лидия быстро привыкла к бесконечным переездам из нашего маленького имения в Уиллоубруке в поместье дяди и обратно… в зависимости от прихоти нашей матушки. Другое дело – Николь. Тетушка Эммелина отказалась от надежды обуздать ее бунтарский характер. Не знаю, да, по правде, и не хочу знать, что еще может выкинуть сестренка, но точно одно – она всем и каждому твердила, что замуж никогда не выйдет. Может; из-за матери, которая так часто меняет мужей.

Лукас решил придержать при себе мнение о причинах поведения Николь, о ее страхах, мнимых или реальных.

– Я действительно люблю ее, Раф. Думаю, что полюбил ее с первого взгляда, и она не перестает восхищать и удивлять меня. Скажу без ложной скромности, что она разделяет мои чувства – хотя скорее откусит себе кончик языка, чем признает это. Я подумывал, не увезти ли ее в Гретна-Грин, чтобы насильно жениться на ней, но надеюсь, что до этого не дойдет. Просто хочу, чтобы ты знал: со мной она всегда будет в полной безопасности.

– В этом я и не сомневался, дружище, – сказал Раф и поднял стакан. – Хотелось бы мне с такой же уверенностью сказать это о тебе!

Сидя в городской карете Рафа напротив него, Николь чувствовала на себе его взгляд и старалась незаметно прикрыть грудь шалью, опасаясь, что он сочтет ее платье слишком фривольным для дебютантки. Но даже родному брату трудно объяснить, что твоя фигура сама диктует тот или иной фасон и никакой, даже самый искусный портной, не в силах замаскировать то, что тебе дано от природы.