– Так точно, пан полковник. – Войт начал пятиться, потом развернулся и бросился прочь из подвала.

Через минуту он вернулся, подбежал словно собака, послушно принесшая палку, и доложил:

– Все сделал, пан полковник. Рысько уже едет, минут через сорок привезет врача.

– Поехали отсюда, Бунич, – проворчал полковник, покосившись на помощника.

– Подождите, пан полковник, – вдруг заявил Войт. – А что делать с этой заключенной? – Он показал на камеру с замученной Татьяной Тепленко. – Она вам еще нужна? Боюсь, что эта сучка долго не протянет.

Вишневский колебался. «Эта сучка» уже не нужна. Какого хрена она тут будет лежать и занимать койку? Еще корми ее, ублажай!

– Делай с ней что хочешь, – проговорил он. – Следственным органам эта заключенная больше не требуется.

– Понял, пан полковник, – заявил Войт. – Вот только… – Он стушевался. – Нужно ли оформлять какие-то бумаги, извещать родных?

– Белены объелся? – Полковник сделал свирепое лицо и постучал кулаком по черепу. – Ты что несешь, майор? Какая родня и бумаги? Ее здесь нет, этого объекта в природе не существует! У тебя болото под боком, забыл?

Войт прозрел, заулыбался, стал кивать как китайский болванчик.

Вишневский, не оборачиваясь, зашагал из подвала.

Сначала спецназовцам, слившимся с корягами, было скучно. Зевали и курили караульные, шатающиеся у шлагбаума и вокруг здания. Потом они выбросили окурки, подтянули амуницию.

С крыльца спрыгнул невысокий капитан, широким шагом направился к парковке с машинами. Он вывел со стоянки затрапезный «Фольксваген» и покатил к шлагбауму. Бойцы без разговоров выпустили его за ворота. Через полминуты машина проехала мимо пруда и исчезла за деревьями. Караульные расслабились, вновь достали сигаретные пачки.

Прошло еще минуты три. В здании опять раздался шум. Часовые снова принялись затаптывать окурки, делать вид, что бдительно несут службу.

«Так они сигарет не напасутся», – подумал Павел.

С крыльца спустились те же двое мужчин, которые ранее поднялись на него. Первым вышагивал спортивно скроенный тип в штатском. Пьяным он уже не казался, но был зол как черт. Физиономия его пылала так, будто бы по ней хорошенько съездили кулаком.

За ним семенил невысокий тип в защитном. Он скрывал ухмылку, но она предательски проскакивала на его лице.

Они тоже сели в машину и уехали.

Павел проводил их глазами. Перехватить машину было теоретически возможно, хотя и рискованно, но стоило ли это делать?

В здании бывшей лечебницы снова стало тихо. Караульные занялись своими делами, разбились на клубы по интересам.

– Что-то я запутался, командир, – глухо сообщил в наушник Боев. – Почти ничего не слышу через это чертово окошко. Прибыло некое важное лицо, вроде бы полковник. Потом был шум, драка, люди возмущались, мужик орал, чтобы доставили врача. Я слышал, машина уехала. Видимо, в Байдак кто-то из местных рванул за эскулапом. Потом опять глухие голоса, но уже без ора и драки, и снова кто-то уехал.

– Это были гости из СБУ, – объяснил Павел. – Продолжай нести службу, Рустам. Похоже, нам долго тут куковать.

«Здесь тюрьма, в подвале узники и охрана, это однозначно. Но не факт, что в ней содержится Борисов, – раздумывал Соколовский. – Укропы могли избить любого заключенного, а потом спохватиться, что он им нужен живым. Капитан, наверное, поехал за медиками. Видимо, в Байдак. Скоро привезет. Можно устроить засаду в лесу, тихо взять и допросить. Эскулапы могут не знать, к кому они едут, но капитан обязан быть в курсе. Нет, тоже не вариант. Придется отказаться от столь заманчивой мысли. Если медики и этот капитан не приедут, то укропы, сидящие в лечебнице, забьют тревогу, могут вызвать подкрепление из Байдака, усилят оборону. Ловить медиков на выходе или в лесу? Та же картина. Своим ходом они не доберутся. Капитан повезет их обратно, а брать его – значит насторожить обитателей объекта».

Он сделал перекличку, проверил, нет ли сонных тетерь в отряде. Люди неохотно отзывались. Им уже порядком надоело лежать в болоте.

«Будем торчать тут, пока рак на горе не свистнет, – обрадовал их Павел. – «Но есть и хорошая новость, товарищи бойцы. Нет смысла всему отряду зарабатывать простуду в болоте. Трое могут отползти в лес. Там суше и уютнее. Через час меняемся. Так до тех пор, пока не наступит ясность».

Через час в лесу заурчал мотор, показался раздолбанный «Фольксваген» и въехал на территорию больницы. Вместе с капитаном прибыли двое в белых халатах – какой-то пугливый пожилой задохлик и полноватая женщина средних лет с лицом повидавшей виды медсестры. Она несла небольшой медицинский чемоданчик. Под присмотром автоматчиков медики просеменили по двору и растворились в здании.

Медленно тянулись минуты, складываясь в маленькую, но нервную вечность. Боев помалкивал. Значит, он ничего не слышал либо не придавал этому значения.

Минут через сорок обладатели белых халатов покинули здание. Капитан загрузил их в машину и повез в Байдак. Медики выглядели подавленными, старались не смотреть по сторонам.

Павел еле подавил в себе желание устроить засаду на капитана, который рано или поздно вернется. Отличная возможность все узнать. Этот тип расколется как скорлупа.

«Нет, нельзя, – решил Соколовский. – Терпи, казак, жди подходящего удобного случая. Не шевелись до вечера, до следующей ночи. Таким поступком ты разом все испортишь. Ведь есть другие способы раскрыть тайну, скрывающуюся за этими стенами».

День прошел точно так же, как и все предыдущие. Жизнь в тюрьме застыла. Караул исправно тащил службу, бойцы умирали от скуки. В подвале было тихо. Иногда заходил надзиратель, прохаживался мимо камер, постукивая дубинкой по ладони, словно ждал, что кто-то из арестантов начнет задираться.

Но заключенные давно растеряли боевой дух, сидели на нарах, кутаясь в одеяла. Стонал Борисов. С ногой, по уверению доктора Павлия, все было неплохо, но возникли новые проблемы: ушиб грудной клетки, сотрясение мозга, из-за которого пациент постоянно кружил между явью и бредом, трещина в скуле.

Прибыла кормежка для караула. Бойцы самостоятельно разогревали ее на плите. Офицеры питались отдельно, тем, что привозили из города. Системное снабжение еще не было налажено. То, что оставалось после солдат, доедали заключенные.

Борисов не мог ничего жевать. Его челюсть сотрясалась от боли. Всхлипывающая медсестра разбавляла кашу водой, кормила его из ложечки, чтобы хоть как-то поддержать силы.

К девяти часам вечера начало смеркаться.

Дернул же черт Войта снова приложиться к бутылке. Он пытался посмотреть переносной телевизор, но ничего из этого не получилось. Все шипело и бегало по экрану.

Майор начал, на свою беду, просматривать старые фото в телефоне. Он узрел жену, сбежавшую в Польшу, и чуть от злости не растоптал телефон! В нем вновь разыгралась ярость. На конкретных людей, на весь мир, на то, что он вынужден как Робинзон сидеть в глуши, без всякой возможности жить полноценной жизнью.