Но среди ночи сдалась.

Сон не шел. Несмотря на прохладу и свежий воздух, было то жарко, то неудобно, то слишком темно. А когда я устала лежать в кровати и поднялась, руки сами потянулись к картонной папке. Неприглядной, с надписью «Дело», как в каком-то государственном архиве.

Потом уже и не вспомнилось ни о сне, ни об отдыхе.

Вначале подумалось, что бумаги передо мной — какой-то розыгрыш или я перепутала папку. От растерянности даже отложила ее на пару минут. Проверила , есть ли на полочке что-то еще. Лишь не найдя других документов, продолжила чтение.

После стало не по себе. От сухих казенных слов ныли глаза, а от заголовков, казалось, на голове начали шевелиться волосы. Я узнавала даты, имена и фамилии. Видела, какая старая бумага передо мной. Копии, но того же возраста, что и оригиналы.

Однако сознание буксовало. Цеплялось за привычную правду. За обиду, злость, за разочарование. И только когда я дошла до листа с названием: «Приговор», в голове будто свет включили.

У нас с Денисом не было шанса пересечься в тот далекий день десять лет назад.

Ни единого! Ни на миг!

Когда я спешила к нему с чемоданом, он был уже в камере. Когда, заливаясь слезами, звонила из медицинского центра — его допрашивали и требовали, чтобы подписал признание. Когда почти девять месяцев каждый день я набирала любимый номер, Шахов не развлекался, не соблазнял других девчонок и не богател, раскручивая новый проект.

Все это время Денис сидел в тюрьме. И не за разбой. Не за хулиганство, в которое я еще могла бы поверить. За изнасилование.

От фамилии жертвы стало совсем плохо. Десять лет верила, что Денис изменил мне с Мариной, с ней улетел покорять Питер. Я ненавидела подругу за предательство. Не звонила, не писала ей. Не интересовалась жизнью.

Вычеркнула, будто мы и не были никогда знакомы. А в реальности Марина обвинила Дениса в изнасиловании. Ровно за день до нашего отъезда она написала заявление в полицию. И к вечеру, когда я устроила скандал в аэропорту, моя бывшая подруга вместе с двумя свидетелями давала показания.

Последний факт совсем выбил из колеи. Переносицу опалило. Руки задрожали. Приходилось насильно заставлять себя читать дальше. По строчкам. По абзацам. Маленькими дозами, чтобы можно было это переварить.

Я четко помнила нашу последнюю встречу. Улыбку Марины и вещи Дениса, которые она старательно складывала в стопки. Перед глазами плыли картинки со смятой постелью, упаковкой презервативов между футболками в чемодане, с билетами на самолет...

Как кадры кинофильма.

А ведь я чувствовала тогда: что-то не так! Ни ушам, ни глазам не верила. Вместо того чтобы развернуться и уйти, ждала Дениса.

Мозгу хватило доказательств измены, а сердце отстукивало: «Ложь! Нет! Невозможно!» Сердцу нужен был Денис. Но кто ж мог догадаться, что нас двоих обнесут высокими заборами из лжи?

Для Дениса своей. С фальшивой жертвой. Со свидетелями, фамилии которых я знала как свою собственную, потому что это были охранники бывшего мужа. И с моей беременностью от Мисюрова.

Для меня своей. С предательством и молчанием, которое день за днем вытравливало веру.

Елена

Нужно было все же послушаться Дениса — открыть папку утром. После завтрака и кофе. Утром даже самые плохие новости переносятся легче. Но сейчас жалеть было поздно.

Передо мной лежали протоколы допросов, приговор и еще с десяток казенных документов. Пожелтевшие листы с новой правдой. Горькой. Безжалостной. Такой непохожей на ту, к которой я привыкла.

От нее было больно. Физически! Прошлое рассыпалось как хрустальная ваза. Словно от острых осколков, внутри горел каждый нерв. Меня ломало. А глаза застилала пелена слез.

Чтобы не взвыть на весь дом, приходилось зажимать рот. Двумя ладонями. Сильно. Только помогало плохо. Всхлипы прорывались сквозь пальцы и глухим бульканьем разносились по комнате.

Я будто вернулась на десять лет назад. Снова была в нулевой точке, с которой все началось. Уже без Марины, без ревности.

Молодая испуганная девчонка под дверью чужой квартиры. Не преданная, не брошенная и вновь одна, потому что другие люди взяли на себя роль всевышнего и отобрали самое дорогое.

Бывшего мужа хотелось задушить голыми руками. У нас были разные весовые категории, но казалось, я бы справилась. Ради себя, своего ребенка и мужчины, которого любила больше жизни.

Мисюров не заслуживал такого сына, как Тим. Он вообще ничего не заслуживал. Все эти годы я винила отца во всех проблемах. Так и не простила ему, что шантажом заставил выйти замуж. Однако отцу оказалось далеко до Славы!

Папа всего лишь не хотел внука от Дениса. Ему было плевать на самого Дениса и на то, что между нами было. Он ни разу не спросил, кто настоящий отец моего ребенка. А Мисюров, как опытный кукловод, разыграл целый спектакль. Использовал всех, даже моего отца, как марионеток в своем шоу.

Знобило от этого нового знания. Я вспоминала все наши дни и ночи... близость, от которой всегда тошнило. Проклятый супружеский долг. Бесконечные упреки и угрозы.

Закрывала глаза и видела компромат, который Слава слепил против меня. Все эти лживые фото и наговор соседей.

Я ведь верила, что живу в аду. Что хуже уже невозможно. Но сейчас... мысль о том, каково Денису с его упрямым характером и горячим темпераментом было за решеткой, да еще по такой статье, выворачивала наизнанку.

Надеясь хоть как-то заглушить боль, я калачиком скручивалась на полу. Поджимала колени к груди. Обхватывала себя руками. Заливала солеными каплями пушистый ковер. Скулила в ладони. Хрипела от сдавленного «Нет».

Не слышала ничего, кроме плача. Не видела.

— Тише. Тише...

Слова раздались настолько неожиданно, что я дернулась.

— Денис? — Пряча зареванное лицо в ладонях, будто в темноте что-то можно рассмотреть, оглянулась назад.

— Ты все же открыла папку? — Он опустился рядом и усадил меня к себе на ноги.

— Да.

От прикосновения к голой мужской груди по телу побежали горячие волны. Мгновенно захотелось прижаться еще ближе, обхватить этого мужчину, чтобы чувствовать дыхание, запах, всего его.

— Глупая.

— Я тебя сейчас всего испачкаю, — растерялась, словно слезы были грязью.

— Не кислота. Не растворюсь. — Теплые губы потерлись о мой висок, а пальцы смахнули со щек соленые капли.

— Может, и кислота. Внутри так жжет, что мне плохо.

Наверное, нужно было успокоиться. Не хватало только устроить истерику на глазах у Дениса. Но от его близости слезы покатились еще быстрее. Ручьи превратились в настоящие водопады.