Прошло еще несколько минут. Ничего не случилось — ни звука, ни дыхания. Я вытащила из сумки сигарету, поднесла зажигалку. Молча курила, кусала ногти и смотрела на дверь. Глянула на наручные часы, желая узнать, сколько времени я здесь провела. Может, медсестра уже ушла? Постепенно дрожь прошла. Докурила сигарету, бросила ее в унитаз, зажгла еще одну, медленно курила. Потом встала, провела пальцами по краям зеркал: может, здесь установлена камера наблюдения? Открыла ящики, там лежали куски мыла и туалетные принадлежности с логотипом сингапурских авиалиний. Когда, казалось, прошла вечность, я спустила воду, сделала глубокий вдох, открыла дверь и высунула голову. В коридоре пусто. Медсестра ушла, и двойные двери на лестницу закрыты. Я прокралась по коридору, тронула ручку и обнаружила, что они заперты на ключ.

Небо было чистым, лишь облачко, подсвеченное городской рекламой, двигалось среди звезд; мне чудилось, что это дыхание великана в холодный день. Пока я была в коридоре, гости вышли из-за стола, расселись в полосатых креслах возле складных столиков и приступили к игре в маджон[68]. Официанты убрали тарелки. Моего возвращения никто не заметил. Я села в шезлонг рядом с бассейном.

Фуйюки переместился в дальний конец патио, с ним была медсестра. Она наклонилась над ним и заботливо поправила меховую накидку, наброшенную на его колени. На медсестре была очень тесная юбка, жакет с высоким воротником и туфли на высоких каблуках. Волосы, убранные за уши, открывали белые впалые щеки. Губы накрашены такой темной помадой, что узкий рот казался почти синим. Мужчины за соседними столиками сидели, повернувшись к ней спиной. Они разговаривали, притворяясь, будто не замечают ее присутствия.

Она на меня и не взглянула. Вероятно, те двери она заперла бы в любом случае, подумала я. Не было причины думать, будто она знает, что я там была. Фуйюки что-то ей пробормотал, слабой рукой взял ее за рукав. Она наклонила голову к его рту. Затаив дыхание, я смотрела на ее ногти — каждый овал аккуратно покрашен матовым красным лаком. Ноготь на мизинце очень длинный и загнутый. Китайские торговцы традиционно так отращивали ногти, чтобы показать, что они не занимаются ручным трудом. Интересно, что ей говорит Фуйюки? Может, рассказывает, что я требовала показать ему квартиру? Через несколько минут она распрямилась. Не взглянув на меня, ушла через противоположные двери.

Я была напряжена, держалась за подокотники. Мысленно представляла себе, как она идет по коридору, возможно, спускается по лестнице. Я знала, что она намерена сделать, знала инстинктивно. Шум вечеринки для меня не существовал, все, что я слышала, был пульс ночи, шлепанье воды о фильтр бассейна. Мои уши расширились вместе с сердцем, все слабые звуки усилились в тысячу раз. Казалось, я слышу все, что происходит в квартире. Слышу, как в кухне кто-то моет посуду, слышу мягкие шаги медсестры, спускающейся по ступенькам. Я была уверена, что слышу громыхание замков, слышу, как открываются металлические двери. Она пошла за лекарством для Фуйюки.

И вдруг что-то произошло. Оказалось, что в бассейне, на глубине около восьми футов, есть два подводных окна, закрытых жалюзи. Я не заметила их прежде, потому что за ними было темно. Но сейчас в комнате зажегся свет, и в воде появились вертикальные желтые полосы. Я пошарила в сумочке, зажгла сигарету и встала. Обошла толпу и небрежно приблизилась к краю бассейна. Встала, положив руку на талию, сделала несколько затяжек, стараясь успокоиться. Затем, убедившись, что никто за мной не следит, заглянула в воду. Гость, стоявший по соседству, затянул песню, одна из девушек громко хихикала, но я не обращала на них внимания. Я полностью отключилась от мира, для меня существовали лишь светлые полосы в воде.

Я почему-то была уверена, что за этими жалюзи находится комната, в которой Фуйюки хранит лекарство. Расстояния между пластинками жалюзи было достаточно, чтобы разглядеть часть пола. Я видела тень медсестры. Время от времени она подходила к окну довольно близко, видны были ее ноги в твердых блестящих лодочках. Я сосредоточилась. В комнате было что-то квадратное, сделанное из стекла, похожее на коробку или…

— Что ты делаешь?

Я подскочила. Рядом со мной стоял Джейсон. Он держал в руке бокал и смотрел в воду. И снова ко мне вернулся мир, с его звуками и красками. Поющий гость допевал последние слова своей песни, официанты открывали бутылки с бренди, раздавали гостям бокалы.

— На что ты смотришь?

— Ни на что.

Я быстро глянула в бассейн. Свет погас. Вода снова стала темной.

— Я просто смотрела на воду. Она такая… чистая.

— Будь осторожна, — пробормотал Джейсон. — Будь очень осторожна.

— Да, — сказала я, отступив от края бассейна. — Конечно.

— Ты здесь неспроста, верно?

Я встретилась с ним взглядом.

— Что?

— Ты что-то ищешь.

— Нет… Что за странное предположение. Он коротко рассмеялся.

— Не забывай, я всегда вижу, когда ты врешь.

Он глянул на мое лицо, затем на волосы и шею, словно они задали ему сложный вопрос. Легко дотронулся до моего плеча. Его ударил разряд статического электричества. Он улыбнулся своей медленной улыбкой.

— Я намерен войти в тебя, — сказал он спокойно. — До самого дна. Но не бойся, я сделаю это очень осторожно.

Нанкин, 18 декабря 1937, восемь часов (шестнадцатыйдень одиннадцатого месяца)

Наконец я могу писать. Наконец я немного успокоился. Много часов меня не было дома. Когда вечером я решился выйти на улицу, ничто не могло меня остановить. Прицепил к одежде карточку беженца и вышел из дома. С тринадцатого числа впервые появился на улице в светлое время суток. Было холодно, снег слежался. Я шел по переулкам, сокращая путь, добрался до дома Лю. Входная дверь была открыта, и он сидел сразу за ней, словно не двинулся с тех пор, как я его оставил. Лю курил трубку, взгляд его был рассеянным.

— Лю Рунде, — сказал я, войдя в переднюю, — вы чувствуете запах? Чувствуете запах жареного мяса?

Он наклонился вперед, высунул нос, понюхал холодный воздух, склонив набок голову и задумчиво глядя на небо.

— Возможно, это еда, которую у нас украли, — сказал я. — И эти наглецы ее готовят.

— Может быть.

— Я намерен их найти. Шуджин требуется еда.

— Вы уверены? А как же японцы?

Я не ответил. Мне вспомнилось, как он уверял, что мы будем в безопасности. Подумал о примере, который мы должны подать остальным. После долгой паузы похлопал по пришпиленной к груди карточке.

— У вас есть такая карточка, старина?

Он пожал плечами, поднялся, положил трубку.

— Подождите здесь, — сказал он, — пойду возьму. Слышно было, как он шепотом переговаривается с женой. Они стояли в слабо освещенной комнате в задней половине дома. Отсюда был виден выцветший голубой шелк ее рукава, она то и дело поднимала руку, стараясь, по-видимому, убедить в чем-то мужа. Вскоре он вышел ко мне, осторожно закрыл за собой дверь и осмотрел переулок. К его одежде была пришпилена карточка беженца. Лицо Лю было озабоченным и усталым.