– Да, нахлебались мы кровушки в той сече, как побили ворога, даже и не знаю. Татар на треть больше было.

– Ну тебе не привыкать со многими ворогами биться! Тут боярыня Пелагея рассказывала, как ты полсотни дружинников Путяты Лопахина из пищалей пострелял, – усмехнулся боярин.

– Стар я уже для таких дел, а пострелял татей не я, а воевода боярский Алексашка. Только разговор об этом секретный, не для чужих ушей.

– Марфа, вы с Пелагеей идите на женскую половину, там о своем, о бабьем поговорите. Нам с Митрофаном о делах воинских потолковать нужно с глазу на глаз, – приказал боярин жене.

Пелагея зло зыркнула на Митрофана исподлобья, но послушно вышла из горницы следом за женой хозяина. Когда за женщинами закрылась дверь, боярин приказал Митрофану:

– Рассказывай, что за дела чудные у вас в Верее творятся, только не ври. Если почувствую, что в твоих словах лжа, то сам знаешь, на дыбе и немые разговаривают.

– А я ничего скрывать и не собираюсь. Алексашка мне не кум, не сват и даже не сродственник. У меня своя семья, которая заботы и бережения требует. Что рассказывать, боярин?

– Все!

– Значит, в начале прошлого лета заявился в Верею пришлый плотник, который назвался Алексашкой Томилиным. Остановился он в избе вдовы Прасковеи Копытиной и подрядился колеса тележные делать, как ее муж покойный. Мастером Алексашка оказался рукастым и быстро колесное дело поднял, только непростой он человек, ох непростой.

– Что значит «непростой»? Поясни!

– Странный какой-то. Выговор у него не нашенский, да и в простых вещах путается, словно дите малое.

– Может, подсыл от немцев[17]какой или беглый?

– Да нет, не подсыл, но муж рода не простого. На беглого тоже непохож. Глаз не прячет, знает много вещей книжных, да и держит себя свободно, словно князь.

– А что о себе сказывает?

– Сказался мне сыном псковского боярина Данилы Савватеевича Томилина, который в варяжском плену с семьей сгинул.

– Так Томилины во Пскове в числе самых родовитых бояр! Самозванец? – спросил боярин, знавший по роду службы подноготную всех значимых семей Руси.

– Непонятно. Доказательств у него нет, да он и сам говорит, что брат его отца Кирилл Савватеевич Томилин племянника по-любому не признает, чтобы наследством не делиться. История эта мне доподлинно знакома. Я в те годы во Пскове с дружиной князя Ивана Васильевича Стриги Оболенского на подворье у бояр Томилиных гостевал. Была у меня среди дворни зазноба, от которой я и узнал, что Кирилл Савватеевич брата единокровного из плена выкупать отказался, чтобы наследство его заграбастать. Может, и самозванец Алексашка, но похож он на Кирилла, очень похож. Даже со стороны видно, что они близкие сродственники.

– Как мыслишь, Митрофан, откуда этот Алексашка в Верею пришел и зачем?

– Доподлинно мне планы его неизвестны, но есть у меня догадки по этому поводу. Пришел он на Русь из стран дальних, где долго был начальственным воинским человеком. Сплетники в Верее бают, что он чуть ли не у анпиратора ромейского в охране служил, а когда его срок вышел, то решил Алексашка во Псков вернуться и посчитаться с дядей двоюродным за смерть отца и матери. Однако не все у него по дороге сладилось, то ли в плен Алексашка попал, то ли ограбили его люди лихие, только пришел он в Верею один и без казны. Сдается мне, что Алексашка собирался из Вереи уплыть в Новгород с купцами, но новгородцы меньше гривны за проезд не берут, да и продать могут татарам попутчика, если решат, что дело втихую сладится. Вот он по нужде и занялся колесным промыслом, чтобы деньгу на дорогу подкопить. Однако когда боярыня Пелагея из Москвы с княжеского строевого смотра возвращалась, у ее возка ось обломилась, и прежний боярский тиун Андрей Мытник привез к боярыне Алексашку, чтобы тот возок починил. Андрюха парень был наглый и наехал на Алексашку как на холопа или закупа, ну а тот не стерпел. Мне потом дворня рассказывала, как Алексашка голыми руками всю боярскую дружину отходил, аж сопли во все стороны летели. Мытник, который у Пелагеи был за воеводу и друга сердечного, ночью удрал с казною боярской, а Алексашку боярыня новым воеводой назначила. Думала баба, что, когда в усадьбу вернется, повяжет лиходея, который всю ее дружину побил. Ну не дура ли? Как бы она его повязала? Алексашка сам кого хошь повяжет! Пока боярыня замену Мытнику искала, новый воевода рьяно за дело взялся и стал обучать дружинников ухваткам заморским и огненному бою, про который на Руси даже слыхом не слыхивали. Алексашка собственноручно сделал каждому дружиннику пищаль скорострельную, «дефендером» называемую, из которой шесть раз подряд выпалить можно. Мало того, эту пищаль заново перезарядить проще пареной репы.

– Это, что ли, пищаль скорострельная? – спросил боярин, поднимая со стола «дефендер». – И как она стреляет?

– А никак! Когда Алексашка со своими гвардейцами от Пелагеи уходил, он из пищалей секретные части вынул, и теперь пищаль не страшнее полена! Как этот «дефендер» устроен, я не знаю, меня Алексашка только стрелять научил, а самую секретную часть от пищали, которая капсюль называется, он также с собою увез. Может быть, розмыслы[18]из княжеского Пушечного двора и поймут, как пищаль устроена, только я сомневаюсь, что они повторить ее смогут.

– Что за гвардейцы такие и почему Алексашка Пелагею ограбил и сбежал?

– Гвардейцы – это его старшие дружинники, по-особому обученные воинскому делу. Они для Алексашки как побратимы и готовы друг за дружку головы положить. Если говорить насчет ограбления, то лжа это! Не грабил воевода Пелагею, и не сбежал он, да и не из пугливых Алексашка. Воевода просто забрал, что ему по праву принадлежит, и уехал, когда узнал про предательство боярыни и навет бесчестный. Вся казна боярская Алексашкой в бою взята, и по любому закону половина ему принадлежит. Он боярыню от смерти спас и усадьбу отстоял от разбойников. Я сам, грешным делом, на конюшне в сене сховался, думал, все, если найдут, то зарежут как барана. Правда, думалось мне одно, а вышло совсем по-другому! Алексашка ох как непрост оказался, он намеренно дружину Путяты во двор усадьбы запустил, чтобы тати не разбежались, и разом как мух прихлопнул.

– Какую измену боярыня устроила для Алексашки и с чего это она на своего спасителя озлилась?

– Дурь все это бабская и обида! Алексашка муж видный и обходительный, а песенник какой – закачаешься. Зимой в Верее, как везде водится, девки посиделки устраивают да песни поют и невестятся. Боярыня у нас тоже вдовая, а когда ее друг любезный сбежал, так вообще вся истомилась. Положила Пелагея глаз на Алексашку, да тот ни в какую. Делает вид, что не понимает намеков боярыни, хоть тресни, а тут гусляр ходить повадился на боярские посиделки в усадьбу. Блеет как баран в хлеву, а дурам девкам все одно нравится. Алексашка седмицу терпел этого козла, а затем не выдержал, сделал себе гусли заморские – гитара называется – да так запел, что девки умом тронулись и от томления сердечного на реку топиться стали бегать! Боярыня тоже спать по ночам перестала, а когда в Верею приехал ее сродственник из Москвы, то по его навету написала ябеду в Разбойную избу. Ты своих заплечных дел мастеров лучше меня знаешь, они бы разбираться не стали, а сразу потащили бы парня на дыбу. Алексашка лишь с виду парень простой и доверчивый, а так себе на уме, и что в усадьбе творится, знал доподлинно! Боярыня ябеду только писать закончила, как верные люди ему об этом донесли. Узнав о лживом навете, Алексашка разобиделся и сразу в бега собрался. Забрал воевода у боярыни свою долю казны, лошадей, оружие и уехал из Вереи то ли в Москву, то ли в Рязань. Вот, собственно, и все, что я знаю.