Разновидностью интеллигенции является богема. От прочих интеллигентов представители богемы отличаются более раскованным образом жизни. Хотя большая часть богемы, кроме этого самого образа жизни, ничего общего с творчеством не имеет. Но все же богема рождает больше талантов, чем остальная часть интеллигенции. И еще — она более чутко распознает талант, то есть представители богемы могут обнаружить талант в своем кругу, даже если остальная интеллигенция этот талант не признает.

* * *

Мне так легко писать об интеллигенции потому, что когда-то в «глубокой» молодости, еще в те времена, когда власть КПСС казалась незыблемой, я сам прошел через это. Как и многие, не любил бюрократов-партократов, по ночам слушал «Голос Америки» и Би-би-си. Но почти все, что поставляло пищу для диссидентских интеллигентских споров, я нашел самостоятельно, а не принял на веру с чужих слов. И когда столкнулся с интеллигентской средой в Москве в 1984 году, был во всеоружии. Начиная с 12 лет (с 1979 г.), попадая в какой-нибудь крупный город, я скупал в букинистических магазинах дореволюционные книги и газеты. Задолго до перестроечной лихорадки в Полном собрании сочинений Ленина я сам, без чьей-либо указки, нашел широко цитируемые позже записки о «красном терроре» и о «беспощадных арестах».

Вот некоторые цитаты из В.И. Ленина:

«В Нижнем явно готовится белогвардейское восстание. Надо напрячь все силы, навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т. п. Ни минуты промедления»

(Тов. Федорову, председателю Нижегородского губисполкома, 9 августа 1918).

«Дорогие товарищи! Вынужден по совести сказать, что ваше постановление так политически безграмотно и так глупо, что вызывает тошноту. Так поступают только капризные барышни и глупенькие русские интеллигенты.

Простите за откровенное выражение своего мнения и примите коммунистический привет от надеющегося, что вас проучат тюрьмой за бездействие»

(В Президиум Московского Совета рабочих и красноармейских депутатов, 12 октября 1918).

«Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно»

(15 сентября 1919 г.).

Цитаты из Ленина, собранные вместе, производят сильное впечатление, но на самом деле их нельзя рассматривать в отрыве от общей атмосферы Гражданской войны. Если их проанализировать комплексно, то окажется следующее: а) среди всего массива текстов, написанных вождем большевиков в то время, слишком резких не так уж много, большинство гораздо корректнее и мягче; б) это были текущие записки, часто в виде резолюций на документах, поэтому их нужно рассматривать, не как общий теоретический подход, а как телефонные (устные) распоряжения командира воюющей армии, и если тот же Жуков кричит майору: «Не удержишь участок расстреляю», добавляя при этом мат-перемат, это не означает, что на практике реальный Жуков обязательно расстреляет реального майора. Такие призывы делаются для усиления эмоционального воздействия на подчиненных. «Не выполнишь домашнее задание — я тебе голову оторву!» — может сказать в сердцах отец сыну-двоечнику, но при этом и отец, и сын знают, что никто никому голову отрывать не будет. Поэтому то, что написано Лениным, надо делить на десять, а не принимать за чистую монету, во всяком случае, даже недоброжелатели Ленина не упоминают о массовых расстрелах проституток, спаивающих солдат, с последующим их вывезением в неизвестном направлении; в) реальный палач старается скрыть свои черные дела — и то, что Ленин не прятал своих записок и после его смерти они были напечатаны в СССР, означает, что Ленину и его продолжателям не приходилось краснеть за свои дела. Многие вещи были найдены и напечатаны уже в спокойные послесталинские времена в полном собрании сочинений. Неужели не понятно, что советской власти нетрудно было сжечь эти записки, а не печатать их миллионными тиражами в ПСС. А вот противникам большевиков — тому же Деникину — приходилось оправдываться за зверства своей контрразведки. Цветаева еще в эмиграции, узнав о реальных действиях, воспеваемых ею «белых лебедей», отказалась от своих восторженных стихов, посвященных Белому движению. Многие белогвардейцы причинами своего поражения называют грабежи (их армию даже прозвали «грабь-армией»), порки мирного населения и зверства той же контрразведки.

Да и вообще эту шутку с Лениным сделали издатели ПСС (Полного собрания сочинений): то, что другие страны о своих вождях хотят скрыть, наши «умники» вывалили наружу, своими руками сделали компромат на Ленина и не удосужились даже написать, что все здесь надо, как уже было сказано, делить на сто — ну не расстреливали большевики этих проституток.

В результате, когда через несколько лет все вокруг меня стали вдруг ярыми антиленинцами, я понимал что к чему. Тогда я уже знал из советской пропаганды (которой вначале не верил), какие жестокие действия предпринимала и противоположная сторона, что для победы надо напрячь все силы, иначе — поражение.

* * *

Начиная с 1984 г. в вузе и армии я вплотную сталкивался с интеллигенцией, побывал на интеллигентских прокуренных кухнях, на портвейных тусовках. И меня с самого начала поразила одна мысль: «Боже… Как они безнадежно вторичны… Я-то думал…». В перестройку часть интеллигентов решили, что они консерваторы — за белогвардейцев, за царскую Россию против «диких» революционеров (в общем, «Есаул, есаул, что ж ты бросил коня…», «Корнет Оболенский, надеть ордена!») — такие себе благородные аристократы. Но они не могли понять, что консервативными силами в их время были именно единомышленники революционеров начала века. Интеллигента манит лишь внешняя новизна, он не видит внутренней сути. Была в XIX веке мода на Дарвина — интеллигент стал дарвинистом, пришла в XX веке мода на антидарвинизм, интеллигент — антидарвинист. Была в XIX веке мода на марксизм, интеллигент — марксист, началась в XX веке мода на антикоммунизм — интеллигент тут как тут — уже антикоммунист. Поверхностность интеллигента хорошо продемонстрировала Н. Берберова в своих писаниях, когда о модных в ее время (ныне забытых) мелких писателях говорила, что они эталон, а классики, мол, устарели.

В 1987 году я с радостью встретил известие о реабилитации Бухарина&Ко. Но вскоре (почти сразу) я ощутил, что телега вновь едет не туда. Телегу подталкивали толпы восторженных интеллигентов. И уже в 1988 году я создал в своем институте политклуб «Здравый смысл». Создал в противовес всем модным тогда «Мемориалам» и студенческим братствам, создал наперекор деканату, ректорату и парткому. В зараженной «перестройщиной» студенческой среде подобная организация была абсолютным нонсенсом. Одним из направлений деятельности моего политклуба была пропаганда здравого, спокойного подхода к истории. Ведь перестройка началась с постепенного очернения практически всей отечественной истории: сначала взялись за Сталина, потом — за Ленина, а в итоге выяснилось, что вся история у нас какая-то не такая. И уже в конце 1988 года, ко дню рождения Сталина, мы вывесили в институте огромную стенгазету с его нарисованным портретом, что в те времена было дерзостью. В стенгазете Сталина отнюдь не восхваляли, просто дали объективную информацию. Сталинистом я никогда не был, но в то время оборонять надо было именно этот участок фронта. Было в одной из наших стенгазет и интервью с директором музея К.Е. Ворошилова, в котором он рассказал, как не проходит в СМИ никакой объективной информации о Ворошилове, пропускают только ругательные статьи…