— Хе-хей! Вот это гостеприимство! — развеселилась она, наблюдая негласную борьбу за нары.

Пока она продолжалась, Киоре нашла себе сухой угол, где свернулась калачиком. Даже если искали ученицу Эши, то всё равно никто не сможет обвинить ее. На ней, однако, имя не написано, никаких примет у управления нет. Киоре уснула с улыбкой: раз ей ничего не грозило, можно было и повеселиться…

На допрос их всех потащили с самого утра, да еще и под конвоем из пяти вооруженных человек.

— Хе! Никак в Тайный сыск? — вопрошал чей-то голос, когда в здании Особого управления они спустились в подвал и свернули влево.

Тайный сыск? Ого! Киоре сцепила руки в замок, встав в конце очереди на допрос, и все время ожидания в голове крутилась идея одной отчаянной авантюры…

Допрос не был строгим. У них пытались что-либо выяснить, что-то узнать, поскольку вопросы отличались размахом и зачастую даже ставили в тупик, но половину обсуждений Киоре прослушала. Наконец, и она оказалась напротив среднего возраста мужчины, который гундосил и постоянно сморкался.

— Что ты делала последнюю неделю? — спрашивал он.

— В канаве валялась! Знаете ли, по пути в столицу приютов для таких, как я, нету! — бодро рапортовала Киоре. — Хотя и неприятно это, холодно, ужасно холодно! Уж спасибо, что сюда забрали, тут хоть отогрелась!..

Своим тоном она утомила и дознавателя. Их должны были отвести всех вместе обратно в камеру, а потому следовало подождать последнего допрашиваемого — тощего мальчишку. Киоре встала посреди коридора, прикрыла глаза. Громкое дыхание, немного покачаться… Наконец, конвоир толкнул ее к стене, устав от странных выходок. Не остановив своего падения, Киоре лбом ударилась о стену, и на нос тут же капнула кровь. Она завизжала, так что по коридору пошло эхо, а потом засмеялась, как сумасшедшая в припадке.

— Да что за чокнутая!.. — конвоир нахмурился и хотел подойти к Киоре, но ее дернули за одежду.

Одноглазый мужик шикнул: «Заткнись! Не беси конвой! Прибьют!» И тогда Киоре замолкла, стала лишь тихо всхлипывать.

Когда из допросной вышел мальчишка, и их повели обратно в тюрьму, Киоре пошла, шатаясь, цепляясь за стены и людей. У самого выхода из здания она заревела, вскинулась, как бешеная лошадь, тыча пальцем куда-то в сторону коридора управления.

— Призрак! Призрак! — вопила она, и от неожиданности все обернулись, уставились, куда она показывала.

Поднырнув под руку конвоира, она помчалась по коридору, ударяясь о все двери на пути, отлетала от них, как мячик, отскакивала от одной стены к другой. Люди застывали, увидев ее, и не сразу кидались догонять.

Вот — просторная приемная, в ней из-за стола поднялся мальчишка. Гаркнув на него, Киоре ворвалась в кабинет, где над бумагами сидел Доран. Мгновенного взгляда хватило, чтобы она запомнила, где и что стояло в кабинете. Киоре дернула стеллаж с папками, опрокидывая его в сторону двери, чтобы задержать преследователей.

— Призрак! Призрак! — кричала она.

Киоре запрыгнула на стол Дорана, смяв обувью бумаги и опрокинув чернильницу, спрыгнула на пол по подлокотнику кресла — герцог едва успел убрать руки. И, наконец, подскочив, взлетела на подоконник, затрясла решетку, открыв шпингалеты, державшие ее. Прижав решетку, чтобы не распахнулась, Киоре соскочила на пол и упала на ковер, закрыла лицо руками и зарыдала, успокаиваясь, как то бывало у буйных больных, когда силы их покидали.

— Что происходит? — злой Доран поднялся над столом, и конвоиры вытянулись перед ним.

— Задержанная сбежала с допроса. Простите, ваше сиятельство, похоже, сумасшедшая! До сего момента вела себя нормально, ничем не выдала себя! — доложили они.

Киоре почувствовала скрестившиеся на ней взгляды, но она так и лежала, имитируя дрожь и закрывая лицо руками.

— У нее кровь?..

— Ударилась головой при побеге, ваше сиятельство!

Киоре незаметно вздохнула: и ведь почти не соврали…

— Уведите, — холодный приказ, и Киоре покорно повисла в руках поднявших ее конвоиров.

Грустный, пустой взгляд оказался направлен на главу Тайного сыска. Черный мундир, сжатые зубы, враждебный наклон головы — страшный и ужасный Доран Хайдрейк. Видел ли кто из подчиненных его таким, каким довелось Киоре? Мысли придали еще большую отстраненность взгляду.

Итогом ее выходки стало заключение на десять суток за дебош — неприятно.

Сокамерники, узнав о припадке, чурались ее, и Киоре лежала целыми днями, обнимая колени, то бормотала, то громко смеялась — особенно по ночам, доводя до зубовного скрежета тюремщиков. Замолкала она лишь после их криков, когда чувствовала, что ее готовы убить по-настоящему.

В очередной раз проснувшись, чтобы потрепать всем нервы, Киоре увидела Дорана Хайдрейка. Через решетку он рассматривал всех в камере.

— Говорите, Киоре не появлялась, с тех пор как провели облаву? — строго говорил он. — Думаете, она нам попалась?

Он говорил вроде серьезно, но почему-то Киоре уловила издевку в адрес следователя в длинном твидовом пальто, что раскачивался с пятки на носок рядом с герцогом.

— И кто же из них?

Насмешку герцога Киоре понимала: среди задержанных вместе с ней в тюрьме остались дряхлая старуха, молоденькая продажная женщина и невнятная личность неопределенного пола.

— Старуха? Сумасшедшая?

Следователь совершенно стушевался и грустно вздохнул:

— Но ведь не появляется…

— Совпадение, — отрезал Доран и ушел.

Киоре рассмеялась. Кстати, а какой это день по счету? Вроде и выпустить уже должны… И буквально через полчаса ее пинком выбросили из тюрьмы. И, гады, не могли подождать, выставили прямо под ливень!

Киоре перебежала дорогу между двумя следовавшими в разные стороны экипажами, но не поспешила домой, остановилась, задрав голову к небу. Дождь лил, косые и ледяные струи больно били по лицу, а одежда с каждым мгновением всё больше тяжелела. Но то была свобода! Она чувствовала город, жизнь в нём, наслаждалась пространством, понимая, что в любой момент можно вырваться из проклятой столицы, сбежать хоть в хаанат, хоть в Эстерфар! Еще несколько дней в тюрьме стали бы для нее критическими: она или сошла бы с ума, или стала бы убивать, вырываясь на волю. Десять дней тесной камеры без права на уединение, без права на тишину и покой стали ее личным кошмаром: слишком много воспоминаний будилось полутемным, переполненным людьми помещением.

Взгляд Киоре остекленел. Из воспоминаний дохнуло холодом кельи, теснотой комнатушки, потом — благовониями, наполнявшими огромный зал, в котором кишели, как змеи по весне, сплетенные людские тела… Киоре закашлялась и опустила голову. Проехала очередная карета, со стуком распахнулись двери управления, и напротив, рассматривая ее, застыл Доран, почему-то одетый не в мундир. В простом пиджаке и белой рубашке, заправленной в темно-коричневые брюки, с растрепанными волосами и кепи в руках, он смотрелся совершенно иначе, и Киоре отвесила ему шутовской поклон и сбежала, вскочив на подножку проезжавшего экипажа.