— Мисс Кастедлано, — сказал он очень, очень тихо. Его голос составлял разительный контраст с повышенными тонами ее собственного. — Вы находитесь в присутствии человека, который умер, работая на меня. И вы прекратите кричать и будете говорить тихо, со всем уважением, которого он достоин.

«Он прав. О, Господи, как же он прав. Бедняга умер, а я веду себя как торговка рыбой».

Миссис Кантуэлл обняла Мию и прошептала:

— Это мистер Новинс предложил сохранить состояние кучера в тайне. Даже Бэзил не знал.

Снова Мия Кастеллано оказалась наравне со слугами, даже ниже слуг. Мия сумела взять себя в руки и стада молиться за упокой души Джона Коучмена, за его семью, за отпущение грехов, которые не дали бы ему попасть в рай. Она молилась, хотя ее руки начали дрожать от страха. Через несколько минут Мия вышла из комнаты. У нее сильно заболел желудок. Она очень жалела, что так быстро уплела тот пирожок с мясом. Придя в свою комнату, она свернулась клубочком на кровати и дала волю слезам. Сколько дней прошло с тех пор, как она поклялась никогда не плакать? Впрочем, смерть человека — это уважительная причина, чтобы сделать исключение.

Когда Мия услышала, что пришел мистер Новинс, она встала, умылась и вышла в гостиную. Она собиралась переговорить с ним перед тем, как он уйдет. Как взрослая женщина, она желала, чтобы с ней и обращались как со взрослой. Если ей суждено умереть, то она хочет знать все подробности до единой, и знать их от того, кто в них разбирается. И это не лорд Дэвид, который заставляет ее почувствовать себя маленькой, как косточка персика, и такой же ничтожной.

У нее заурчало в животе, но на этот раз не от голода. Она потерла живот рукой, жалея, что рядом нет Джанины и она не может о ней позаботиться.

Если Джанина жива…

Мия села и зарыдала по-настоящему. Это были не тихие слезы, струящиеся по щекам, а рыдания, сопровождавшиеся такими звуками, как будто их вырывали из нее силой. «О, Джанина, бедная Нина, пожалуйста, поправляйся скорее». Титаническим усилием воли Мия совладала с рыданиями и после пары прерывистых вздохов снова была почти спокойна. Она взяла гитару, но только пощипала струны. Сейчас у нее не было сил.

— Мисс Кастеллано? — Когда она перестала играть, в комнату вошел мистер Новинс. — Лорд Дэвид сказал, что я могу зайти поговорить с вами.

— Спасибо, мистер Новине.

Мия хотела сказать ему, что лорд Дэвид ей не муж и не любовник и он не имеет права диктовать, кто может с ней разговаривать, но она так устала, что едва шевелила губами.

— Я хотел вас обнадежить. Я полагаю, что смерть кучера вызвана тем, что он ударился головой, а не болезнью, из-за которой вы находитесь в карантине. Грум, который болел, почти полностью поправился, и как только я получу известие о состоянии здоровья вашей горничной, я смогу снять карантин. Это должно произойти со дня на день.

Для мистера Новинса это была целая речь. Мия кивнула и поднесла руку к лицу, чтобы потереть глаза: у нее помутилось зрение.

— Спасибо. Мистер Новине, я очень ценю ваши слова.

— Мисс Кастеллано, возможно, сейчас не самый подходящий момент… — очень серьезна начал мистер Новинс.

Ну конечно, думала Мия, теперь, когда она совершенно без сил и у нее болит желудок, он хочет поговорить о мисс Хорнер или по меньшей мере выразить изумление тем, как хорошо мисс Кастеллано выдерживает это испытание. Мия не желала выслушивать, как еще один человек удивляется ее рассудительности. Может быть, позже. А сейчас она хотела только одного лечь в кровать.

— Мистер Новинс, простите меня, пожалуйста, я сегодня рано встала и очень устала. Я помолюсь и лягу.

Едва врач вышел, она поняла, что ей сейчас будет дурно. Она схватила ночной горшок и не успела и шагу сделать, как ее вырвало, просто наизнанку вывернуло. После такой рвоты тошнота прошла через несколько минут. Мия торопливо сняла платье, корсет и нижнюю рубашку, порвав в спешке кружева на корсете, потом надела чистую нижнюю рубашку. Мия знала, что в таком маленьком доме невозможно скрыть, что ее вырвало.

«Черт! — Она намеренно использовала это слово. — Мне надо было остаться одетой хотя бы до тех пор, пока я не попрошу миссис Кантуэлл, чтобы она сообщила лорду Дэвиду!»

Мия вернулась в комнату для переодевания и надела халат за мгновение до того, как невыносимая боль снова стала нарастать. Мия открыла дверь, собираясь позвать Миссис Кантуэлл, но у нее закружилась голова, и она почти вывалилась в коридор — и навалилась на лорда Дэвида.

Он взял ее за плечи — почему он всегда так делает? — и ее начало рвать. Она попыталась отвернуться от него.

— Нет, — сказал он. — Делайте это прямо здесь. С пола легче убирать, чем с ковра.

Мии хотелось закричать: «Вы что думаете, что можете на все на свете давать разрешение?» Но она знала, что произойдет, если она откроет рот. Поэтому она согнулась пополам, и остатки содержимого ее желудка вывалились на деревянный пол. И когда часть их попала на отполированные носки ботинок лорда Дэвида, Мия ничуть об этом не пожалела.

На этот раз после рвоты она почувствовала слабость, и, к ее смущению, добавилось еще головокружение. Лорд Дэвид вытер свои ботинки льняным носовым платком и бросил его на пол. Потом подхватил Мию на руки, отнес в ее комнату и положил на кровать.

В какой-то момент Мия чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы у нее мелькнула смутная мысль: это уже второй раз, когда лорд Дэвид несет ее на руках, и этот раз еще менее романтичен, чем первый, хотя ей казалось, что меньше уже некуда.

Она приподнялась и села на кровати, опираясь на спинку, в сидячем положении ей было немного лучше. Лорд-Дэвид без объяснений вышел из комнаты, через минуту вернулся с чистым ночным горшком и поставил его на тумбочку возле кровати.

Использованный горшок он вынес из комнаты, все еще не говоря ни слова. Мия закрыла глаза и оперлась на приподнятую подушку, ее снова начинало тошнить. «Помоги, Боже, бедной Джанине, если она чувствовала себя так же».

Муки повторяющихся приступов рвоты Мия перенесла в одиночестве и была этому только рада. Это было слишком унизительно, и не хотелось, чтобы кто- то ее видел.

Свои страдания она предложила во искупление всех грехов, которые мог совершить почивший кучер. Конечно, это был очень католический образ мыслей, Но в те минуты это было единственным благом, которое могло произойти из ее жалкого состояния. Она так страдала, что не пожелала бы такого даже лорду Дэвиду.

Время от времени в спальню заходила миссис Кантуэлл, вытирала ей лоб влажной салфеткой и приносила чистый горшок. Где мистер Новинс? Неужели ее положение настолько безнадежно, что он даже не собирается ее осмотреть?

Сон — единственное средство избежать страданий — был невозможен, и Мия чувствовала, как ее тело все слабеет и слабеет. Ни сна, ни бодрствования, репетиция ада. Даже смерть казалась не такой уж плохой, если бы она положила конец непрестанным циклам тошноты и рвоты.