– Потому что не готов взять на себя ответственность, – наконец заговорил Карлин, останавливая автомобиль. – Ответственность за то, что лежит вне зоны его контроля. И вне его жизни как таковой. И это нормально – не желать лишней ответственности. От ее избытка люди сходят с ума.

Кейра медленно повернула голову и посмотрела профайлеру в глаза. Про кого он говорил больше? Про Перлза? Или про себя?

23. Альберт. 1979

Осень 1979 года

Треверберг

Мальчик лежал в своей комнате и смотрел в потолок. Мама велела ему спать, закрыла дверь, но та не захлопнулась. Приоткрылась. И в его маленький мирок прорвались шумы и шорохи чужого дома. Мама говорила, что теперь это их дом. Что пират Андрэ теперь его отец. А она – жена пирата Андрэ, и это значит, что она должна переехать к нему, на его территорию, под его защиту. Альберт заявил матери, что он ее защитник, он ее сын. А она рассмеялась, потрепала его по голове так пренебрежительно и сообщила, что у него нет времени ее защищать, ведь он скоро пойдет в школу. В школу он действительно пошел. И умирал со скуки, пока тупые одноклассники учились рисовать кружочки и крестики. Сам он уже читал и писал довольно бегло. Только почерк неровный, некрасивый.

«Курица лапой». Его так и прозвали в школе. Ненавидели. А он их презирал. Тупое стадо, которое к семи годам в большинстве своем не научилось читать даже по слогам. Он говорил маме, что ему скучно, она просила подождать. Как-то сказал пирату, что ему скучно, а он почему-то разозлился. «Не надо, – говорит, – испытывать мое и материнское терпение. Ты юнга, а значит, должен слушаться приказов. Юнга же не может ослушаться приказа своего капитана? А я говорю тебе – будешь ходить в школу».

Альберт кивнул тогда. Хотя внутри не считал себя юнгой, а его капитаном. Было в нем что-то, что мальчик определил для себя как «второе лицо». То лицо, которое появлялось, когда мамы не было дома. Когда он сидел со стеклянной бутылкой взрослого напитка перед говорящей коробкой, смотрел футбольный матч или какое-то кино, пил и гонял Лили почем зря. Принеси это, принеси то. Посиди со мной. Нет, вот сюда сядь, а то я тебя совсем не вижу. Поближе, дура, что ты трясешься, не бойся.

Альберта, как правило, в такие моменты отправляли в комнату. Как-то он услышал скрип замка и понял, что его закрыли. Мамы не было. День в школе показался вечностью, мальчик очень устал и был разочарован. Он хотел пообщаться с сестрой или мамой, но дома оказался Андрэ. Альберт сам себе погрел обед, поел, умылся, сходил в туалет. Зашел в гостиную, где сидели пират и испуганная бледная Лили, которая тоже только пришла домой. А пират на него смотрит так хмуро и говорит: «Иди к себе. Я тебя потом позову. Нам с твоей сестрой надо серьезно поговорить о ее будущем».

Альберт очень удивился. Ведь обычно пират Андрэ ему ничего не объяснял. Мальчик склонил голову набок и замер, глядя ему в лицо. А он почему-то начал злиться. Сильно злиться. Они смотрели друг на друга так долго, что пират не выдержал. Встал с места, взял мальчика за ручонку и отвел в комнату. «Если я прошу уйти, – шипит, – уходи сразу. Я тебя позову. Посиди почитай пока. В школе же скучно». И впихнул его в комнату. И дверь закрыл. А потом этот скрежет. По спине пробежали мурашки. Натуральные, цепляющие за душу. Мальчик прижался ухом к двери. Не слышно ничего. Тихо. Только приглушенное бормотание.

Рассеянно оглянувшись, он приметил стакан на столе. Вчера перед сном брал себе воду. Он знал, что если приложить стакан, то станет лучше слышно. Надеялся. Попробовал. Голоса прорезались. Приглушенные. Но все равно половины не разобрать. Но кое-что удалось.

– Ты же не хочешь, чтобы… расстроилась.

– Нет.

– Будешь хорошо себя вести?

Неразборчивое бормотание.

– Тогда это нам не пригодится… и вот это… и вот это…

Дальше звук какой-то возни. А потом… Альберт был готов поклясться, что сестра то ли стонала, то ли плакала. Но приглушенно так, будто в подушку. И скрип ритмичный. Недолго. Несколько минут. А потом какой-то то ли вздох, то ли приглушенный всхлип. И топот ног по коридору. Он отпрянул от двери. Поставил стакан на пол, взял в руки книги. Снова топот, уже отчетливый. Дверь распахнулась. Пират заглянул в комнатку.

– Ну вот молодец какой, – чуть дрожащим голосом сказал Андрэ. – А мы поговорили, можешь выходить, если хочешь.

Альберт улыбнулся. Через силу.

– Можно я почитаю?

– Ну читай, читай. Хороший мальчик.

Краем глазом он увидел Лили, которая тенью метнулась к ванной. Растрепанная. И футболка как-то неровно сидит. Смялась. Пират проследил за его взглядом и ободряюще улыбнулся, но подойти не решился.

– Ну что ты в самом деле, парень. Она взрослая девочка, ей приходится думать о будущем, а это тяжело. Пожалеешь сестру потом.

– А что с ее будущим?

– Просто становится взрослой. А это всегда тяжело. И тебе будет тяжело.

Альберт закусил губу. В этот миг он понял одно: он ему не верит.

– Не расстраивай маму, – неожиданно проговорил Андрэ. – Ей не надо знать ни о чем, что мы тут делаем без нее. Мы справимся. И сделаем ей подарок. Договорились? Поедешь со мной в магазин за подарком для мамы?

Альберт подскочил на кровати.

– Конечно! Я готов.

24. Аксель

6 октября

Студенческий городок

Новый Треверберг

Компьютерный клуб невдалеке от училища представлял собой большое помещение на цокольном этаже, уставленное столами с бесконечными рядами мониторов и клавиатур. Системные блоки скрывались под столами. Мигали и жужжали неторопливые модемы. Грин и Оуен прибыли на место почти одновременно и спустились в клуб вместе. Оуен зыркал глазами, высматривая одному ему известные знаки. Аксель лениво скользил по помещению взглядом в поисках администратора или любого человека, кто хотя бы теоретически мог видеть здесь Лоран и сказать, за каким рабочим местом она обычно сидела, как часто, в каком состоянии приходила, уходила. Словом, все то, что позволит дополнить картинку ее жизни тем самым недостающим элементом, который приведет их к убийце до того, как тот возведет еще один костер.

Тем более что остальные ниточки пока не дали результата. Дерево, веревки, проверка допущенных в особняк городских служб. С последними управление вообще увязло по самые уши. Руководство рвало и метало, но вынуждено было