— А обстоятельства этого пожара не припомните? — испытав острую досаду, уточнил Гуров.

— Ну, я тогда еще только сюда устроился, входил в курс дел… Помню, к нам как-то нагрянула пожарная инспекция, которая проверяла здание на пожарную безопасность. Было трое сотрудников инспекции, двое ходили по зданию, один проверял архив. Ну, понятное дело: бумага — вещь пожароопасная. Нашли они там какие-то недостатки, недоработки, что-то поручили исправить… А уже на следующий день в архиве полыхнуло так, что пришлось эвакуировать пациентов. Пожарные прибыли, но с огнем смогли справиться лишь тогда, когда все в архиве выгорело дотла. Хорошо еще, что сама клиника не пострадала. Потом началось следствие, которое установило, что это был поджог. Как оказалось, те «инспектора» пожарной охраны вообще нигде не числятся. Документы у них были поддельные. Скорее всего, та «проверка» была устроена для того, чтобы кто-то мог спрятать в архиве зажигающее устройство с часовым механизмом.

Отпустив завхоза и медсестру, директор клиники огорченно развел руками:

— Как видите, господа, интересующие вас документы — увы! — кем-то уже уничтожены. Очень жаль!

— А где сейчас ваш предшественник? Он жив-здоров? — спросил Лев, напряженно размышляя о чем-то своем.

— Ну, он сейчас на пенсии… Да, он руководил клиникой с первого дня ее существования, — поправив очки, утвердительно кивнул хозяин кабинета. — Вы хотите с ним встретиться?

— Да, было бы неплохо… — подтвердил Гуров. — Как нам с ним созвониться?

— Ну, давайте я сейчас наберу его номер, попробуйте с ним поговорить, узнайте — что и как… — Директор включил громкую связь городского телефона и пробежался пальцами по кнопкам клавиатуры.

После пары гудков в динамике раздался щелчок, и старческий голос чуть раздраженно спросил:

— Алло, кто там?

— Тимофей Валентинович, здравствуйте! Это Черемшанин вас беспокоит. Тимофей Валентинович, у меня тут двое господ из Москвы, из федерального Главка угрозыска. Они хотели бы с вами обсудить некоторые вопросы.

— Какие вопросы?! — вырвался из динамика недовольный голос. — Я никого не желаю видеть. Оставьте меня в покое! То какой-то бандит притащился с финкой полуметровой, то из угрозыска… Хватит меня донимать своими расспросами! Дайте мне спокойно дожить остаток дней!

Черемшанин, сокрушенно вздохнув, указал взглядом на телефон, как бы желая сказать: «Как видите, тут вам помочь нечем». Но Лев, шагнув к телефону, негромко, но твердо произнес:

— Тимофей Валентинович, извините за беспокойство, это полковник Гуров. Я хотел бы вам задать два небольших вопроса. Вы позволите? Всего два!

— Ну какие еще там вопросы? О чем? — даже не спросил, а простонал старик.

— Первый вопрос: вы не припомните случай с капитаном полиции Давишиным из Кедровского РОВД, который лет двадцать назад попал к вам на лечение после тяжелого ДТП?

— Двадцать лет назад? Нет, не помню! Ничего этого я не помню!!! — уже с истеричными нотками выпалил Тимофей Валентинович.

— Хорошо, тогда второй вопрос. Вы упомянули про какого-то типа с финкой, который приходил к вам. Когда это было и что его интересовало?

Уже с нескрываемой злостью старик чуть ли не проорал:

— Два года назад это было! И он тоже спрашивал про этого вашего Давишина, пропади он пропадом! Все! Довольно! — И в динамике зазвучали короткие гудки.

Выключив связь, Черемшанин задумчиво произнес:

— Давишин… Мне эта фамилия чем-то знакома. Как-то на новогоднем корпоративчике кто-то из наших, будучи под «этим делом», что-то об этом человеке рассказывал. Но — что?.. Честно говоря, я и сам тогда, как говорят на флоте, загрузился выше ватерлинии, поэтому в голове ничего не отложилось. Оставьте свои контакты, если мне удастся что-то разузнать, я вам обязательно сообщу.

Поблагодарив директора клиники, приятели немедленно поспешили в аэропорт. До регистрации оставалось еще полчаса, и они, решив подождать в зале ожидания, устроились на свободной скамье. Публика, сидевшая вокруг них, была самой разной. Одни смотрелись командированными, отбывающими по каким-то служебным делам, другие явно были семейными парами, надумавшими слетать в Москву по какой-то своей надобности… Ближе всех к ним сидел пожилой тучный гражданин, который дремал, слушая какую-то бубниловку, издаваемую лежащим рядом с ним планшетом. Крячко приподнялся и прислушался. На экране монитора планшета он увидел какого-то проповедника — то ли кришнаитского, то ли еще какого-то толка, разглагольствовавшего о вере:

— Истинность намерений всякого верующего выражается в его реальных делах и поступках. Совершая моление, он подтверждает перед высшими силами чистоту своей души и приверженность ее чистоте высоких устремлений. Ни одна низменная мысль не может утаиться от взора господина нашего. Ни одно греховное намерение не остается неразгаданным для того, кто видит все сущее и правит этим грешным миром…

Скучающе поморщившись, Стас огляделся по сторонам и с сожалением вздохнул:

— Эх, доведется ли нам побывать тут еще раз? Слава богу, хоть разок взлянули на Байкал. А какие здесь водятся дивы! М-м-м-м! Пышут здоровьем, красавицы — кровь с молоком…

— Ну-ка, ну-ка… — Лев вскинул указательный палец. — Вот с этого места — пожалуйста, поподробнее! Надо понимать, у тебя что-то было, когда остался один в гостинице?

— Х-ха! — вложив в это междометие всю свою язвительность, отреагировал Крячко.

— Кого совратил, негодник? — безапелляционно, прокурорским тоном уточнил Лев, — Лиду или Нину?

— Ну-у… Лида как бы сама предложила! Чего смотришь?! Честно говорю — я и не помышлял. Как-то так само собой вышло…

— Ох, Стас! — сокрушенно покачал головой Гуров. — Вернемся домой — закажу в спецмастерской «пояс верности» для особо озабоченных оперов. Как едешь в командировку — надеваешь, вернулся — снимаем в торжественной обстановке… — смеясь, добавил он.

— Да ну тебя! — поморщившись, отмахнулся тот.

На какое-то время приятели замолчали. Мимо них непрерывно перемещались пассажиры разных рейсов. Кто-то спешил к стойке регистрации, кто-то — в вокзальный буфет, кто-то — к справочному бюро и куда-то еще. Неожиданно к ним подрулил интеллигентно-аристократичного вида гражданин пенсионного возраста со старомодными усами и бородкой. Окинув приятелей величественным взглядом через линзы «профессорских» очков в тонкой оправе, он церемонно произнес:

— Добрый день, господа! Позвольте представиться: Артемион Горгонольский, писатель. Вполне возможно, я не слишком широко известен, но мои произведения, предназначенные для взрослых, расходятся по всей стране немалыми тиражами. Я — москвич, прилетал сюда для творческой встречи с поклонниками своего творчества. Сегодня отбываю в родные, так сказать, пенаты, обогатившись новыми впечатлениями, новыми сюжетами… Если позволите, я хотел бы показать вам кое-что из своих новинок. — Щелкнув замком кейса, он достал из него розового цвета глянцевую книжицу с весьма нескромной иллюстрацией на лицевой стороне обложки. Называлось это «произведение» тоже весьма характерно: «Пять ночей в гареме султана». — Это моя последняя работа, пользующаяся огромной популярностью в среде настоящих мужчин…