— Ты ж уже почти угадал, — улыбнулся Хельги, ему всегда нравились такие вот уверенные в себе люди, — Интересно было послушать. Особенно про руны. А вот с кольчугой ты, извини, не угадал. Киевская кольчуга, не франкская.

— Да не может быть! Чтоб я сдох! — вспыхнул глазами Людота. — Неужто в Киеве так плести научились?

— Смотри сам. — Князь пожал плечами. — Видишь, планка с буквицами на подоле. Грамотен, так прочти!

— «Миронег-коваль во граде Киеве», — наклонившись, по слогам прочел тысяцкий, выпрямился. — И все равно не верю!

— Ну и ладно, — махнул рукой Хельги. — скажи-ка лучше, не знаешь, кто всю реку колья перегородил?

— Я! — гордо приосанился Людота. — По приказу наместника, боярина Твердислава Олельковича. Пришлось уж озаботить смердов. Три дня рук не покладая работали.

— К чему ж такая спешка? — зло спросил князь.

— Говорят, ромейский царь Василий Македонец, тот самый, что императора Михаила убил, трон захватив, на нас войною идет на ста судах. Сам Олег, князь киевский, наказал, чтоб засеки да засады делали!

— Вот как! — Хельги ошарашенно хлопнул глазами. — Олег-князь, говоришь, наказал перегородить реку… А я тогда кто же? Или это какой-то другой князь?

— Странно ты как-то заговорил, — покачал головою Людота. — Непонятно. А вот кто ты… Думаю, купец иль боярин знатный с Чернигова, более тут неоткуда. А дружина твоя в лесу схоронилась, сигнала ждет, иначе б ты тут так не стоял спокойно. Ну что, угадал?

— Угадал, угадал. — Хельги незаметно ткнул кулаком в бок Вятшу — молчи, мол. Посетовал: — Я-то на ладьях плыл…

— То-то про колья спрашиваешь!

— Так нельзя ль с тобой в Любеч? Дашь коня-то?

— Дам, конечно. Как имя-то твое?

— Олег.

— И тебе, боярин Олег, и людям твоим, но не всем, конечно.

— Десятком обойдусь, — ухмыльнулся Хельги. Кивнув, Людота обернулся к своим.

— Слышали? Так что десяток — спешьтесь. Сзади пешком побредете.

Воины послушно исполнили приказание. Один из них с поклоном подвел коней Хельги и Вятше. Вятша обернулся к лесу, свистнул.

— Восемь человек сюда, быстро.

И небольшой отряд, пополнившийся малою толикой воинов князя, неспешно потрусил по лесу.

Ехали недолго, обогнули холм, забрались на другой — и вот они, серебристо-серые городские стены. Рот у тысяцкого Людоты не закрывался, он то расспрашивал про Чернигов, то, сам себя перебивая, вдруг начинал растекаться речью. Хельги с улыбкой слушал, а вот у Вятши от подобной болтовни даже голова заболела, и сотник хмуро отъехал подальше.

Естественно, в Любече «черниговский боярин Олег» захотел быть представленным наместнику Твердиславу, и его новый знакомец Людота взялся со всей прытью эту миссию исполнить. Метания его быстро принесли плоды — Хельги даже не успел осмотреть стены детинца.

— Идем, боярин! — выскочил на крыльцо запыхавшийся тысяцкий. — Ждет наместник, встречей жалует.

— Еще кто кого жалует, — усмехнулся ни на миг не отходивший от князя Вятша.

Поднявшись по нарядному узорчатому крыльцу, гости прошли через сени и оказались в светлице — неотапливаемой комнате, служившей наместнику для летнего приема.

— Черниговский боярин Олег! — зайдя первым, громко выкрикнул Людота.

Сидевший в резном креслице напротив небольшого стола наместник Твердислав — толстый пожилой мужчина с красным лицом и красивой проседью — поднял глаза и, ахнув, вскочил на ноги.

— Честь-то какая, батюшки! — всплеснув руками, низко поклонился он. — Не ждал тебя так скоро, княже! Да ты не стой, садись, садись в креслице.

— Княже? — Разговорчивый тысяцкий Людота захлопал глазами. — Как это — «княже»?

— А так, — шепнул ему наместник. — Правитель наш, киевский, новгородский, ладожский, князь Олег, что прозван народом Вещим!

— Ну, что стоишь? — Хельги посмотрел на Людоту. — Кто-то мне, кажется, обещал по пути холодную бражку?

— Вмиг спроворим, княже! — быстро перестроился тысяцкий.

Попив бражки, принялись за беседу. Как выяснилось, примерно с неделю тому назад, а может, и еще раньше, к любечскому наместнику Твердиславу в окружении богато разодетой челяди явился княжий посланец — сильный, коренастый, с густой черной бородой до самого пояса, ликом страшен, как и положено княжеским людям. Показал златую княжью печать и приказал немедля перегородить реку кольями, дескать, от возможного вторжения ромейского флота. Да чтобы сделано все было втайне — от ромейских шпионов, коих, как заверил посланец, полным-полно в Любече.

— Вот мы и постарались, княже! — Глаза наместника Твердислава лучились гордостью.

Хельги не знал, как поступить. Отругать, предать мучительной казни, выгнать с позором? Ну, если кого и казнить — так это себя, знал ведь, что недалекого ума Твердислав — боярин. Однако ж боярин-то — недалекого, а помощник его, тысяцкий?

— А я их и не видал, посланцев, — пожал плечами Людота. — Пожар тушил на посаде, загорелось у нас, бывает. Потому и сказать ничего не могу.

— Ну что ж. — Хельги решительно стукнул ладонью по столу. — С тебя, друг Людота, и спрос. Коль ты колья втыкал, вот и проделывай теперь проходы, да побыстрее.

— Спроворю, — ухмыльнулся тысяцкий. — Живо смердов кликну.

Он тут же и убежал, загрохотав сапогами по ступенькам крыльца, а Хельги подумал, что подыскал-таки надежную замену боярину Твердиславу. Пока — советника, а уж потом видно будет. Правда, судя по всему, жучила этот Людота изрядный. Но тут так — либо жучила и себе на уме, либо верный, да дурень. А верные дурни — они иногда по своей вредности целой вражеской армии стоят.

Может, не это место? Нет, совсем не это, там вроде такой раскидистой сосны не было… Или была? Твор осматривал берег. Все места причалов, истыканные носами ладей, были похожи, как родные братья. Везде ивы, кусты, липы. Вон, как и здесь… А ну-ка, вроде блеснуло что-то! Неужто кинжал? Отрок быстро направил челн к подозрительному месту, выпрыгнул… и разочарованно сплюнул. Вместо кинжала блестело у корней липы медное височное кольцо с семью плоскими лепестками, которые так любили носить женщины радимичей. Твор поддел ногою находку, перевернул и хотел уж было снова залезть в челн, как вдруг увидал выцарапанные на пластинке письмена — буквицы. Смог и прочитать — Порубор все же успел научить кой-чему… «Радость», «добро», «сыто»… Р. Д. С. Л. — «Радослава»!

Вскрикнув от радости, отрок позабыл про потерянный кинжал и, прыгнув в челнок, быстро погреб к Любечу.

…Фигуры языческих волхвов появлялись на страницах летописей лишь в исключительных случаях, когда им удавалось увлечь за собой чуть ли не целый город.