знакомство.

С той поры Чжан, совершенно покоренный красотой девушки, только и думал о том, как бы дать ей знать о своих чувствах, но удобного случая все не представлялось.

Служанку семьи Цуй звали Хун-нян. Чжан не раз приветливо здоровался с ней и наконец улучил случай открыть ей свое сердце. Ошеломленная служанка вконец смутилась и убежала. Чжан уже пожалел было о своем опрометчивом поступке. На следующий день служанка пришла к нему. Чжан чувствовал себя неловко и, извинившись перед ней, больше уж не заговаривал о том, что его волновало. Но служанка сама начала разговор:

— Ваши слова, сударь, я не посмела передать барышне и не решусь повторить их никому другому. Но ведь вы, как довелось узнать, состоите в близком родстве с семьей Цуй… Вы им оказали большое благодеяние. Почему бы вам и не посвататься?

Однако Чжан горячо воспротивился:

— Нет, твой совет мне не подходит! Вот послушай! С детства я был равнодушен к женщинам. Даже когда я находился в компании молодых кутил и то никогда не заглядывался на красоток. А тут с первой встречи голову потерял… Иду и забываю куда, сажусь за стол и забываю о еде; боюсь, что до утра не доживу. Если начать сговор через свах, то обмен брачными подарками и письмами займет месяца три, а к тому времени мои останки придется искать в лавке, торгующей сушеной рыбой.[139]

На это служанка ответила:

— Целомудрие и скромность служат надежной защитой моей барышне. Даже люди из ее круга не решились бы задеть ее слух каким-нибудь вольным словом. Ну, а простую служанку она и слушать не станет. Но она сочиняет прекрасные стихи и постоянно повторяет их нараспев, печально глядя вдаль. Попробуйте победить ее сердце любовными стихами. Другого пути я не вижу.

Чжан очень обрадовался, тут же написал две весенние строфы[140] и отдал их служанке.

В тот же вечер она снова пришла к Чжану и вручила ему изящный листок тонкой бумаги.

— Вот, барышня велела передать вам.

На листке были стихи под названием «Ясная луна в пятнадцатую ночь»:

Я жду восхода луны    У западного павильона. Легкий подул ветерок;   Тихо дверь приоткрылась… Тени цветущих ветвей    Вдруг на стене колыхнулись. Сердце мне говорит:    Это пришел любимый.

Чжану показалось, будто он понял тайный смысл. Был четырнадцатый день второй луны. К востоку от флигеля, где жила семья Цуй, росло абрикосовое дерево. Взобравшись на него, можно было перелезть через стену.

И вот на следующий вечер Чжан влез на дерево и перебрался через стену. Он подошел к западному флигелю, дверь была приоткрыта. Служанка спала, и Чжан разбудил ее.

— Зачем вы пришли сюда? — вскрикнула Хун-нян в испуге.

— Твоя барышня в письме назначила мне встречу, — слукавил Чжан. — Пойди скажи ей, что я здесь.

Вскоре служанка снова появилась.

— Идет, идет! — повторяла она.

Чжан был полон тревоги и радостной надежды. Ин-ин действительно пришла. Она была одета скромно, держалась с достоинством и дала юноше суровую отповедь:

— Нет слов, вы, наш старший брат, оказали нам великое благодеяние. Вы спасли нашу семью! Поэтому моя добрая матушка и доверила вам своих детей, приказав нам лично выразить свою признательность. Зачем же вы прибегли к услугам бессовестной служанки и прислали мне непристойные стихи? Вы начали с того, что проявили благородство, защищая нашу семью от надругательства, а кончили тем, что сами нанесли мне оскорбление. Выходит, вы спасли меня от насильников, а сами предлагаете мне позор? Какая же разница между ними и вами? По правде сказать, я хотела утаить ваши стихи от моей матери, хотя прикрывать безнравственность грешно. А как показать их? Ведь это значило бы причинить неприятность человеку, сделавшему нам добро. Я собиралась послать вам ответ через служанку, но побоялась, что она не сможет передать вам моих истинных мыслей. Хотела прибегнуть к короткому письму, но вы могли бы неверно его истолковать. Вот почему я решилась и написала эти нескладные стихи. Мне надо было с вами объясниться. Я стыжусь того, что мне пришлось нарушить законы приличия, но единственно, чего я желаю, это — чтобы вы одумались и в будущем вели себя, как подобает мужу чести.

Сказав это, Ин-ин повернулась и ушла. Чжан долго стоял в растерянности. Наконец, совершенно убитый, он перелез через стену и вернулся к себе.

Прошло несколько дней. Как-то вечером Чжан в одиночестве спал на веранде: внезапно кто-то разбудил его. Вскочил в испуге, смотрит — перед ним Хун-нян. В одной руке у нее подушка, в другой — сложенное одеяло. Она слегка коснулась плеча юноши и прошептала:

— Идет, идет! Чего же вы спите?!

Положила подушку рядом с подушкой Чжана, накинула одеяло поверх его одеяла и ушла. Чжан долго сидел, протирая глаза. Ему казалось, что это сон, но все же он настороженно сидел и ждал. И вот пришла Ин-ин, поддерживаемая служанкой. Обаятельно застенчивая, обворожительно прекрасная, на вид такая истомленная, словно у нее не было сил двигаться, она ничем не походила на ту торжественно-строгую девушку, какой она была в прошлый раз.

В небе светила луна восемнадцатой ночи. Косые лучи ее, сияющие, как хрусталь, озаряли половину достели. Чжану, охваченному неописуемым восторгом, казалось, что его посетила небесная фея, а не простая смертная. Время летело незаметно. Вдруг ударил колокол в монастыре — близился рассвет. Хун-нян торопила девушку, и та, беззвучно рыдая, медленно удалилась, так и не сказав за всю ночь ни слова. Служанка поддерживала ее под руки. Чжан поднялся, в сомнении спрашивая себя: «Не сон ли это?» Когда наступило утро, он заметил следы белил