Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как твоя шея?
Карлос смотрел в окно, словно зачарованный изумрудно-зеленой лужайкой кампуса. У него был изящный профиль, прямой тонкий нос и правильные черты лица. Он был по-своему очень привлекательным мужчиной.
Пожалуй, только мягкий голос выдавал в нем отсутствие сильного характера.
— Хуже всего, когда головой крутить приходится. Иногда забываюсь и резко дергаю шеей. В такой момент боль как молнией пронзает. Ничего, при таком раскладе у меня уже выработался условный рефлекс — лишний раз не дергаться. Скоро я вообще буду похож на фотографию себя самого.
Карлос рассказал, что в последнее время плохо спит. Боль особенно сильно мучает его по ночам. Подобрать удачную позу ему никак не удается. Никакие подушки и валики не помогают. Просыпается он измученным и несгибающимся — ни дать ни взять ходячая вешалка. К тому же левая рука в последнее время по утрам немеет, приходится подолгу разминать ее, чтобы она вновь нормально заработала. Карлос сказал, что все это он мог вытерпеть благодаря болеутоляющим таблеткам и мышечным релаксантам. С сонливостью, их побочным явлением, он боролся с помощью огромного количества кофе. На данный момент ему больше всего не хотелось брать больничный. Он просто не мог себе это позволить в столь напряженное время. Слишком много у него было работы, и бизнесмен рассчитывал, что постепенно все пройдет само собой.
— Ты томограмму сделал, как тебя жена просила?
Карлос Альберт проследил взглядом траекторию летающей тарелки, запущенной кем-то из студентов, и сказал:
— Да понимаешь, времени не было. Ладно, все это ерунда. Уверен, ничего серьезного у меня нет. Просто на работе сейчас сумасшедший дом. — Он обернулся к Хулио и поинтересовался: — Как тебе его классный руководитель?
Омедас жестом предложил Карлосу сесть и сказал:
— Как я понимаю, ты догадываешься, что особой любви к твоему сыну он не испытывает.
Отец в ответ только сокрушенно вздохнул, подсел к столу, провел рукой по корешкам стопки книг.
— У тебя всегда столько томов на столе? — поинтересовался он.
— Нет, это я специально для посетителей выкладываю, чтобы произвести впечатление, — пошутил Хулио.
Карлос улыбнулся, подумал и сказал:
— Да знаю я, что Нико давно ему не по душе. Ни ему, ни другим учителям. Они его просто терпят, потому что мы платим, а придраться формально к нему трудно.
— Нико, как я понял, тоже только терпит их.
— Так и есть, — согласился Карлос.
— Он хотя бы сумел адаптироваться к правилам, принятым в этом колледже, что нельзя не поставить ему в заслугу. Чего стоит одна только эта форма! Мало того что у всех одинаковая, так еще, по-моему, и не слишком удобная.
— У меня вообще ощущение, что он в тюремной робе ходит, только чистой и аккуратно отглаженной.
— Я к чему клоню, — продолжил свою мысль психолог. — Веди он себя агрессивно или дерзко, его давно уже исключили бы из этого колледжа.
Хулио вспомнил других подростков, с которыми он беседовал в рамках исследования, проводимого им. Даже разговоры с психологом велись в запиравшемся на ключ помещении с окнами из закаленного стекла. Нет, Нико совсем не походил на этих малолетних преступников.
— Таким образом, мы можем отбросить предположение, что твой сын просто не справляется с эмоциональными порывами. Это ему прекрасно удается. Судя по всему, проблема у него в другом.
— Он ведь уже восьмой год учится в британском колледже. Мы с Кораль были бы несказанно рады, если бы у него там появился хоть один друг. Причем нельзя сказать, что его как-то избегают. Нет, это он сам сторонится остальных. Мне кажется, что он внутренне презирает одноклассников, но при этом не лезет в драки с ними, да и вообще не нарывается на неприятности.
— В этом заведении слишком жесткие правила. Переломить их, подстроить под себя ему не под силу, и он это прекрасно понимает.
Карлос задумчиво повертел стеклянную пепельницу, стоявшую на столе.
— Да, свои хиты он бережет для камерных концертов. Я имею в виду те, что он закатывает перед нами. Может, следовало бы быть с ним построже…
— Тут речь идет не о дисциплине, — возразил Омедас. — Перед нами явно патологический случай.
Его собеседник с сомнением покачал головой. Вседозволенность никогда не была отличительной чертой воспитания в их доме, но время от времени Карлос задумывался, а не настал ли момент задать Николасу хорошую трепку. Вплоть до сегодняшнего дня наказания, применяемые в доме, основывались на запрете какое-то количество дней играть в шахматы, смотреть телевизор или выходить из комнаты. По правде говоря, все это не слишком действовало на Николаса. Родители не видели положительного результата от этих наказаний. Случившаяся авария несколько изменила общее настроение, царившее в доме, и ужесточила режим, но, по всей видимости, недостаточно.
Карлос посмотрел Хулио в глаза.
— Если ты считаешь, что, воспитывая сына, я совершил какую-то ошибку, то можешь сказать об этом прямо. Я хочу, чтобы мы с самого начала говорили друг с другом честно. Не бойся обидеть меня каким-нибудь упреком, задеть мое самолюбие. Сам понимаешь, мы с Кораль уже получили хорошую прививку и не обижаемся, когда близкие люди выражают нам свое презрение. Николас никогда не упускает возможности как-нибудь по-иезуитски напомнить мне о том, что я для него — не авторитет, более того — человек чужой и неприятный. Впрочем, никто, даже Кораль, не понимает, почему так получилось. По каким причинам Нико столь ужасно ко мне относится. Да только ли ко мне? Правильнее будет сказать — к нам обоим.
— Еще не все потеряно.
— Должен признаться, что наше с ним душевное взаимодействие прекратилось уже несколько лет назад.
Хулио кивнул, соглашаясь с постановкой проблемы, но никак не со сделанным выводом.
— Эта авария едва не стоила нам всем жизни, — не слишком уверенно продолжал Карлос. — После нее атмосфера в доме стала еще хуже. Думаю, ты поймешь меня правильно, если я сравню то, что у нас происходит, с настоящей вагнеровской трагедией.
— Давай кое-что повторим и уточним. Итак, насколько я понимаю, Нико почти не смотрит телевизор, у него нет ни мобильного телефона, ни игровой приставки. Более того, он их у вас не просит.
— Так и есть.
— Что ему разрешить, а что нет, решает в основном Кораль.
— Тоже верно. Что зря лукавить, детьми в основном занимается она, да и домом тоже. Помогает ей главным образом Арасели. Что касается детей, то у меня есть друзья, которые разрешают своим отпрыскам все, что угодно, исполняют любой их каприз. У нас же дело обстоит немного иначе. Мы такие вещи серьезно продумываем.
— Давай дальше. Дома у вас тишь да благодать, нет ни ссор, ни скандалов. Атмосфера теплая, семейная. Все верно?
— Ссоры, говоришь? Нет, у нас действительно все нормально, если, конечно, не считать тех неприятностей и дрязг, которые он сам провоцирует.