Его любили и боялись. Любили за твердость и молниеносные решения. Боялись по той же причине. Он ненавидел злоупотребление властью и положением, а взяточников жестоко карал, вплоть до расстрела, но не всегда возмездие настигало виновных. Он ошибался, как и любой человек. И, как всякое лицо, облеченное властью, Роланд первый не ставил свои решения под сомнения, даже если они не были верными.

Было ли мне легко с ним? Скорее да. Несмотря на очень дальнее родство – Фредерик Белами был племянником деда короля, я чувствовала себя с ним… свободно. Нет, розовые очки не застилали глаза, фамильное упрямство, жестокость, непримиримость и почти полное отсутствие эмоций – все это я хорошо видела. Тысячи масок на разные случаи – по нему плакали столичные театры. Единственный раз, когда он показался мне обычным человеком, был в часовне в день смерти его отца. И только в присутствии Аманды он становился другим, этаким рубахой-парнем, по ошибке затесавшимся в короли.

Будут ли его чувства долговечны?

Он и сам не знал…

В день моего рождения Роланд подарил мне земли и титул.

– Белами вы быть отказываетесь, поэтому будете герцогиней вон Редлих Нордин.

– Может быть, графиней?

– И все жители страны упрекнут меня в жадности. Вы Нордин, не забывайте об этом. – Попробуй забудь, если тебе каждый день это напоминают.

– Я ничего не смыслю в управлении.

Я не думала отказываться, это было бы крайне глупо. Сказала просто, чтобы что-то сказать.

– И не надо, это одно из самых богатых рудой герцогств. Там прекрасный управляющий. Пока идет война, я не выпущу вас из столицы. В дальнейшем, если пожелаете, можете жить у себя, но я хотел бы видеть вас при дворе. – Прямой приказ, не просьба.

Я присела в реверансе и расправила плечи, как-никак, герцогиня.

Мы отпраздновали этот день в узком кругу. Роланд присутствовал около часа, а потом ушел и забрал с собой адмирала. Развлекать нас остался гер Карл, теперь уже отставной капитан такессийского флота. Ему оторвало кисть.

– Гер Карл…

Я не знала, что сказать, когда он подошел с букетом цветов в одной руке. Вторая была подвязана, замотанный белым обрубок приковывал внимание, как отколотая часть безупречной скульптуры.

– Будущий гер Крюк. – Он вручил мне цветы, стоя на одном колене. Увечье не сделало его другим, все тот же мужественный капитан и галантный кавалер.

Вечер закончился прекрасно – по моей вине никто не погиб.

Роланд сдержал слово – мы продолжили обучение. Но не в университете, он посчитал это опасным, – во дворце. Ежедневно ко мне и Аманде приходили профессора, дни летели словно минуты. Зима подходила к концу, война длилась больше года.

– Совершенно верно, при получении красителя производится хлор, это побочный продукт.

Профессор Янссон, полностью седой невысокий мужчина, был моим учителем химии. Пока только теоретической ее части.

«Хлор, хлор, хлор», – название вещества не выходило из головы. Я несколько недель засыпала и просыпалась с этими четырьмя буквами на губах, а потом ворвалась в кабинет короля.

– Роланд!

С лихорадочно блестящими глазами, растрепанная и в домашнем платье, я производила пугающее впечатление, от неожиданности он уронил перо.

– Ника, что-то срочное? – Он показал глазами на стол, за которым сидели незнакомые мне мужчины. Даже не заметила.

– Да, – подошла к нему, – я знаю, как остановить войну…

То, чем я занималась с того дня, было преступлением против человечества, за которое я проведу в нижнем мире вечность, раздираемая демонами.

Я возглавила проект по разработке химического оружия.

– Фрекен, карета у входа.

Мой молчаливый охранник уже несколько раз подходил ко мне с этим сообщением. Тео Бьерк, так его звали, вообще говорил мало, и только редкие три-четыре фразы в день напоминали – он не немой.

– Еще пять минут, Тео.

Сколько раз я ему это сказала?

Он обреченно отошел и встал у входа. Трое оставшихся в лаборатории гвардейцев горестно вздохнули. Пока я не окажусь во дворце, они не попадут домой. Что думали еще шестеро за дверью, тоже не было секретом.

– Меланика, смесь гашеной и натронной извести, как вы и говорили, дает нужный эффект.

Профессор Янссон решил поддержать протест охраны и отправить меня спать. Впрочем, неудивительно, время давно перевалило за полночь.

– Слишком сложно, должно быть что-то еще. – Я сдавила виски в попытке прогнать мигрень. – Нам нужен свежий взгляд. Кто-то знающий, но не нашей школы, может быть, из Саомара…

– Боюсь, сейчас это невозможно – война. – Он развел руками.

– Вы правы, профессор, – стало жаль немолодого ученого, настолько уставшим он выглядел, – мне пора, я совсем вас не берегу, – ласково улыбнулась я мужчине.

– Работать с вами не только честь для меня, но и настоящее удовольствие. – Он поклонился и помог снять белый халат.

– Спасибо, гер Янссон, до встречи. – Мы попрощались, обрадованные гвардейцы посадили меня в экипаж.

Две недели непрерывной работы, и как итог – страшное оружие. Ядовитый бело-зеленый туман, почти в два с половиной раза тяжелее воздуха, один только вид стелящегося по земле густого облака вызывает панический страх. Я не давала Роланду отмашку лишь по одной причине – противогазы не казались мне достаточно надежными и дешевыми в изготовлении.

Я убийца. Безжалостный убийца.

И я не жалею об этом…

Отрабатываю высокое доверие. Тысячи смертей – достойная плата за герцогство.

Университет Сверга, в отличие от помпезной резиденции Дане в Саомаре, не поражал воображение. Комплекс одинаковых, не слишком красивых вытянутых двухэтажных зданий. Разве что вход в главный корпус украшали четыре колонны да на площадке перед зданием стояла скульптура Расмуса Второго – короля, при котором основали учебное заведение.

Мы работали без выходных, каждый день – упущенный шанс сохранить жизни наших граждан. В составе группы было десять человек, девять лучших химиков Такессии и герцогиня вон Редлих, девятнадцатилетняя выскочка королевского рода.

Зеркало и метрика бессовестно врут, мне за девяносто, я давно старуха. Кажется, мои коллеги знают об этом.

– Фрекен, прибыли. – Я несколько минут сидела в недвижимой карете. Не заметила, что мы остановились. Пожалуй, завтра поеду позже. Усталость может сказаться на качестве работы – недопустимое попустительство.

Заспанная фру Анника встретила меня у входа ежевечерними причитаниями:

– Фрекен Меланика, так нельзя, вы бледнее мела. – Я расслабилась в ее уверенных руках и позволила отвести себя на кухню. Теплое молоко и оставшаяся с ужина булочка были лучше всех изысканных лакомств.