— Держите хвост трубой и нос пистолетом, Пол, — сказала она и снова захихикала, упоенная собственной дерзостью.

Голмуд с трудом можно было назвать городом. Дюжина низких построек, расположенных вразброс, несколько радиовышек да водокачка. Легковых машин в городе было раз-два и обчелся, считая идиотский «галант» господина Фу. Правда, имелись автобусы — ужасные рыдваны, самые заезженные транспортные средства, какие я только видел в Китае. Впрочем, что удивляться — ведь эти автобусы то карабкались на Тибетское нагорье, то снова спускались на равнины.

— Снег, — сказал Фу. Таково было первое слово, которое я от него услышал.

Снегопада я не ожидал. И Фу, судя по его похоронному голосу, тоже. В городе снег лежал тонким слоем, но за окраиной тянулись эффектные сугробы — даже в тени, отбрасываемой горным хребтом, они словно бы сияли.

Фу сказал:

— Мы не можем поехать в Лхасу завтра. Может быть, послезавтра, или через два дня, или…

Я спросил, в чем дело.

— Снег. Снег везде — очень глубокий, — сказал он, меж тем как машина, которой управлял Фу, быстро неслась по улицам Голмуда. Улицам с глубокими колеями. Собственно, ехал Фу даже слишком быстро, но я уже познакомился с его стилем вождения в Синине и понимал: это он еще не спешит. Фу даже в спокойные моменты газовал, словно бы в панике.

— Снег завалил дорогу, — добавил он.

— Вы уверены?

— Да.

— Асами вы это видели?

Он рассмеялся («ха-ха! Ну и дурак же вы!»):

— Поглядите на снег!

— Вам кто-то сказал, что дорога завалена снегом?

Фу промолчал. Значит, ответ отрицательный. Наш поединок продолжался. Снег — сверкающий на солнце с таким видом, точно расположился здесь навечно — означал, что мне не повезло. Но неужели ни у кого нет сведений о состоянии дорог?

— В Голмуде есть автостанция?

Фу кивнул. Мои расспросы его бесили. Ему хотелось все решать самому, но как тут решишь, если я все время задаю вопросы? Вопросы, на которые он в большинстве случаев не может ответить.

— Люди говорят, дорога плохая. Посмотрите на снег!

— Мы спросим на автостанции. Шоферы автобусов знают.

— Сначала едем в отель, — сказал он, пытаясь взять командование на себя.

Отель был уже известного мне типа — похожий на тюрьму, с холодными коридорами, крикливым персоналом и странным графиком работы. В моем номере имелись три кактуса, а также календарь и два кресла. Но не было ни горячей воды, ни занавесок на окнах. — Позже, — сказали мне насчет воды. В холле пол был мокрый и грязный: постояльцы наследили. Декоративный пруд позади отеля был порыт зеленой коркой льда, тропинка к ресторану завалена снегом на фут. Я спросил, можно ли пообедать. — Позже, — сказали мне. В некоторых номерах было по шесть-восемь коек — точнее, нар. По гостинице все разгуливали, не снимая теплых пальто и меховых шапок — спасались от холода. Как только мои кактусы не померзли? Номер на двоих в отеле стоил девять долларов, плюс два доллара за еду.

— Теперь поедем на автостанцию, — сказал я.

Господин Фу промолчал.

— Спросим кого-нибудь о снеге.

Я слышал, что между Голмудом и Лхасой регулярно снуют автобусы, особенно теперь, когда по воздуху не доберешься — авиационное сообщение с Тибетом приостановлено. Какой-нибудь водитель наверняка введет нас в курс дела.

Мы поехали на автостанцию. По дороге я подметил, что Голмуд — типичный китайский город на краю цивилизации. В сущности, то была военная база с несколькими магазинами, рынком и широкими улицами. Зданий было немного, да к тому же они были невысокие, — в общем, не особенно уродовали пейзаж. То было поселение первопроходцев — добровольцев, которые приехали сюда, в дикие края, в 50-е годы XX века, когда Мао призвал осваивать нищие и безлюдные районы Китая. Вдобавок Тибет, естественно, требовалось завоевать и покорить, а это было невозможно без надежной инфраструктуры для снабжения: поселков, дорог, телеграфных линий, казарм. Сначала приехали изыскатели и инженеры, вслед за ними — железнодорожники и военные, а затем учителя и торговцы.

— Какого вы мнения о Голмуде, господин Фу?

— Слишком маленький, — сказал он со смехом, подразумевая, что городок не стоит внимания.

На автостанции нам сказали, что, несмотря на снег, проехать по шоссе можно. В то утро из Тибета пришел автобус — конечно, запоздал, но тут — пояснили нам — автобусы всегда опаздывают, снег или не снег.

Я сказал:

— Выезжаем завтра, но как можно раньше. В полдень сделаем остановку. Если снег глубокий, вернемся и попытаемся на следующий день. Если все нормально, поедем дальше.

Этому предложению Фу ничего не мог противопоставить, тем более что оно позволяло ему сохранить лицо.

В тот вечер мы устроили себе пиршество — ели грибы «древесные уши»[64], лапшу, рубленое мясо яка и приготовленные на пару булочки mantou, без которых Фу, по его словам, просто жить не мог (он специально запасся ими на дорогу, чтобы не пропасть в Тибете). За наш столик села молодая женщина. Она разделила нашу трапезу. Женщина молчала, пока Фу не представил ее мне:

— Это мисс Сунь.

— Она поедет с нами?

— Да. Она говорит по-английски.

Сам Фу вообще английского не знал, но был уверен, что мисс Сунь владеет английским языком свободно. Однако за последующие четыре или пять дней мне так и не удалось выжать из мисс Сунь хоть одно английское слово. Иногда она произносила что-нибудь по-китайски и спрашивала меня, как это будет по-английски.

— Как сказать по-английски «luxing»?

— Путешествовать.

Ее губы трепетали, она кряхтела, точно подавилась:

— Путешусе…

И моментально забывала даже этот набор исковерканных слогов.

За ужином я спросил:

— В котором часу мы выезжаем завтра?

— После завтрака, — сказал Фу.

О, эта упрямая склонность китайцев питаться по графику! Она меня чуть с ума не свела.

— Надо бы выехать пораньше: снег не позволит нам двигаться быстро.

— Можем выехать в девять.

— Солнце встает в семь утра или в пол-седьмого. Давайте отправимся в путь на рассвете.

— Завтрак, — сказал Фу и заулыбался.

Мы оба знали, что завтрак подадут в восемь. Кроме того, Фу требовал выделять ему на трапезу целый час. Мне захотелось процитировать какую-нибудь «Избранную мысль» Мао о том, что нужно быть гибким, встречать грудью все помехи и преодолевать их на голом энтузиазме. Но я никак не мог вспомнить подходящего афоризма. В любом случае мысли Мао никак бы не подействовали на молодого, тощего, нервозного Фу, который слушал Бетховена, носил шоферские перчатки и на халяву прихватил с собой в путешествие подружку. Фу принадлежал к числу новых китайцев. Он даже солнечные очки носил.