Поездка оказалась совсем провальной: две взбалмошные особы ели теперь мой мозг на пару. Выручала только погода: утренние пробежки по залитому солнцем песчаному пляжу бодрили и создавали ощущение эдакого молодого бога.

Но общества двух стерв не выдержал даже юный бог. Через неделю я позорно ретировался в Москву, оплатив девкам люкс в гостинице еще на четыре дня. Напоследок разругались вдрызг – да так, что в дальнейшем общались исключительно по телефону.

Однако личные проблемы оказались ерундой в сравнении с деловыми. По возвращении я выяснил, что у Лазаря начались серьезные задержки с платежами. Так что в приемной его толпились не просто посетители, а недовольные кредиторы.

– Значит, так! – объявил всем через пару дней Шестаков. – На нас наехали господа чечены. В офис пару дней желающие могут не приходить, хотя меры я принял.

Меры Лазарь принял действительно серьезные, обставившись аж шестью ментовскими машинами с ОМОНом. Чеченцы были впечатлены – хотя воевать они, возможно, и не хотели. А хотели всего лишь вернуть свои полтора миллиона долларов.

Вернуть деньги хотели все – включая, например, Андрона Кончаловского, которого принимали без очереди, но и денег не возвращали. Сам я пасся в офисе постоянно, но с тем же результатом.

Вся эта ерунда продолжалась недели две. Было всякое – так, из какой-то среднеазиатской республики Лазарю привезли для обмена как бы не центнер «старых» денег. Банковскими «кирпичами» в какой-то момент была устлана вся приемная, мы с охранниками лениво играли ими в футбол.

Кульминацией стал октябрьский путч. Я как раз возвращался с Крабом из его родного Борисоглебска и на подъезде к столице, включив радио, услышал выступление Гайдара.

Напряженность в Москве чувствовалась уже недели полторы. Как-то раз меня подвозили с Гашека лазаревские охранники, и мы угодили в самую круговерть очередной «красно-коричневой» демонстрации. Тысячи людей шли по проезжей части, машины выезжали на тротуар, редкие менты бессильно жались к стенам домов. Глядя через лобовое стекло на лица демонстрантов, я думал только об одном: лишь бы вырваться из этого месива, на куски ведь разорвут. «Взглянул в глаза чудовищам», что называется.

В общем, услышав речи Гайдара, мы с Крабом поехали к его матушке, на Каховку. Где я весь путч и отсиживался, выждав на всякий случай еще трое суток после расстрела Белого дома.

А еще через пару дней Лазарь пропал.

То есть вот взял – и пропал, оставив никоновцам разъебываться с кредиторами. На следующий день со стоянки пропали «лендроверы». Да и охрана офисная куда-то рассосалась.

– Ира, Миша, – мрачно заявил Краб. – Не хочу никого расстраивать – но, по ходу, вы попали.

– Похоже, – подавленно ответил Михаил (он все последние дни ходил мертвенно-бледный). – Не мог же он просто пропасть. Еще «лендроверы» эти…

– Да джипы – это ладно, – неумолимо продолжал Саша. – Тут же какая байда получается: все стрелки на вас теперь замыкаются. А у вас теперь даже крыши нет.

– Крыши нет, – согласилась Ирина. – А без нее нас просто порвут, причем очень быстро. Ребята, вы-то можете как-то помочь?..

– Да к Греку обращаться надо, – хором выдохнули мы с Крабом.

– Это кто такой? – в ступоре переспросила Никонова. – А впрочем, какая разница… Давайте: вся надежда теперь на вас.

С зоны Грек соскочил досрочно, еще весной. Сработала и первая судимость, и семейное положение (мать формально числилась на пенсии). Но уж точно не примерное поведение.

– Я там с блатными чалился, само собой, – объяснял он мне. – Нормально все, в авторитете ходил. Все чисто. Правда, один раз узбек как-то на меня кинулся. Пришлось валить, заточкой в печень. Ну, это для зоны обычное дело.

По возвращении Дима набрал новую бригаду (с люберецкими отношения испортились еще до ходки). Костяк ее составляла молодежь из подмосковного Кокошкино. Ну и несколько людей постарше.

Встречу с никоновцами организовали оперативно. Стороны, что называется, остались довольны друг другом, и комерсов приняли под крышу. Грек еще сохранял остатки былого лоска.

Но именно что остатки: несколько месяцев зоны сделали свое дело. Теперь это был уже настоящий матерый бандит с волчьим взглядом. Злобный, раздражительный и постоянно под водкой или травой (или и то, и другое). Чуть позже в ход пошли и более серьезные вещества.

Но в части базара, стрелок и прочих атрибутов блатной жизни он только окреп. «Не люблю я нынче на стрелки ездить, – ухмыляясь, жаловался мне Дима. – Только приеду – стрелка сразу и заканчивается».

Первые серьезные наезды на никоновцев Дима отбивал лично. А потом пошла рутина – и в офисе на постоянке дежурил Миша Армян, бывший бармен одного из кокошкинских кафе.

Решение психологически верное: Мишка был, так сказать, «гламурным бандитом» – первым из этой серии, кого я видел. Он любил модную, небандитскую одежду, охотно ходил по ночным клубам – и, что совсем уж непривычно, носил длинные волосы. Да и базарил сравнительно интеллигентно.

Но при этом был вполне при понятиях. В офисных пьянках участвовал только если за стол не садился охранник-милиционер: «Без обид, ребятки – но с мусором мне вместе сидеть впадлу. Ничего личного, ежели что».

Началась своего рода рутина, лазаревские долги стали общей проблемой.

Тем более что рутина оказывалась иногда небезынтересной. Шестаков дружил с богемой, и на Гашека заезжала то Анастасия Вертинская, то миниатюрный весельчак и балагур Владимир Шаинский. Звезды доверили финансовому гению где-то по двадцатке зелени и очень беспокоились за их судьбу. «Хоть со знаменитостями тусуюсь», – мрачно шутил я, пытаясь себя как-то успокоить.

После Нового года сменили офис: на Гашека сидеть было накладно, да и воспоминания эти стены навевали уж больно неприятные. К тому же не хватало места: никоновцы, чтобы отбить хоть какие-то деньги, пытались расширяться. В числе прочего закупили оборудование для производства рекламных материалов.

В ведомственной гостинице на Вернадского через Грека сняли у чеченцев аж пол-этажа.

Здоровую комнату сразу забрали себе бандиты. Теперь в конторе одновременно сидели минимум трое из грековской бригады. Иногда проводили встречи с очередными кредиторами, реже – стрелки с их крышами, большую часть времени играли в нарды, терли терки и доебывались до сотрудников; мягкого и корректного Армяна никоновцы вспоминали с некоторой ностальгией. Малюсенький кабинет выделили даже нам с Бубликом, который потихоньку де-факто стал моим новым компаньоном.

А что же Доктор?.. Где инициатор всех этих движух по поиску денег на закупку Фаберже, которые и привели к такому краху? По большому счету поступил Макс со мной примерно так же, как Лазарь с никоновцами. Только не пропадал никуда: просто объяснил, что «сам попал – сам и разъебывайся». Такая вот концовка деловых отношений.