И вот, окруженные помощниками, в фойе появляются лидеры фракций, вожди партий. К ним тотчас же бросаются журналисты и прочая братия, поджидающая и перехватывающая нужных людей, определяющая в этом предбаннике политическую температуру. Походкой жрецов большие и малые вожди медленно передвигаются по коридору, снисходительно выслушивая назойливых журналистов, отвечая на взгляды и рукопожатия тех людей, которые что-то значили, и проходили, не замечая, мимо других. Здесь, на этой ярмарке тщеславия, как нигде, срабатывал принцип политической целесообразности.

Толпящаяся публика — эдакий народный контроль в действии — все подмечала и давала любому жесту «жрецов» свое толкование и оценку.

— День сегодня наиважнейший, принятие бюджета, — шелестело в толпе. — Вольфович, посмотрите, весел, легок, коротко стрижен. Задумал, шельма, что-то. Наверняка опять выступит против, а фракции скомандует: голосуйте «за». И удовольствие поимеет, и невинность соблюдет.

— Геннадий Андреевич опять со своей особой стратегической папкой, — перебивал другой голос. — Он ее, как двухпудовую гирю, между ног несет. Хмур, сосредоточен. Скорее всего, сегодня опять заявит с трибуны: вот, мол, только что прилетел с Кавказа или с какого-то патронного завода и добавит, что патронов не хватает и страну ожидает технологическая катастрофа. А скоро сев.

— При чем тут сев?

— А он всегда говорит, что он только что прилетел. И что скоро сев, и что землю хотят отнять. Если ему удастся убедить аграрников, тогда бюджет завалят. Но Лапшин с виду похож на турнепс, а хитер, его на мякине не проведешь. Аграрники выстрадали своего президента России, он готов, но может согласиться на должность и поменьше. Ему сейчас нелегко. Рыбкин, Заверюха, Назарчук — все у Черномырдина в кармане.

— При чем тут Иван Петрович?! — перебил кто-то из журналистов. — Рыбкин не исполнительная структура.

— Ну вы даете! Он в полном доверии у президента. Они по вечерам с ним вместе на ложках играют.

— Смотрите, смотрите, рыжий лис Чубайс пошел. Ну, этот здесь как среди кроликов. Не пройдет, так проломит и глазом не моргнет. А как же иначе, сейчас по-другому нельзя. У них, у «выбороссов», плохи дела. В девяносто первом они были повеселее. Этот у них в правительстве последняя опора и надежда. Сейчас они злые и какие-то линялые.

— Чувствуют, линять надо. Вот некоторые и начали. По-моему, Егор Тимурович с лица спал.

— Куда там, на два сантиметра лицо стало шире. Я сам линейкой по телевизору замерял.

— А Катька Лахова сегодня при параде. Новый костюм пошила. Сегодня обязательно отметится у микрофона. Наверняка будет говорить о раздаче старшеклассникам контрацептивов и презервативов. Приятно, когда о таком интимном деле говорит специалист. Она за безопасный секс.

— А вон и Сергей Михайлович Шахрай нарисовался. Редко он нас баловать стал. Только по телевизору можно увидеть. Я тут недавно эпиграмму, еще со времен Верховного Совета, про него отыскал.

И задрав каштановую клиновидную бороденку, любитель парламентской поэзии с завыванием начал читать:

Слушатели неодобрительно зашикали на чтеца — знай меру.

— Сейчас Шахрай — самостоятельная политическая фигура, — решил просветить собравшихся все тот же журналист. — Это поначалу он подыгрывал Ельцину.

— Он вам интимно по телевизору поведал? — язвительно спросил любитель эпиграмм. — Вот недавно Лужков, тоже интимно, на всю страну признался, что они с Борисом, оказывается, большие друзья. Сергей Михайлович — новая непотопляемая номенклатура.

Двери за депутатами захлопнулись. Иван Петрович Рыбкин начал ритуальные поздравления с днями рождения. Проникающие сквозь стены расселись по креслам, на которых только что сидели депутаты, и впились глазами в телевизор — началась трансляция из зала заседаний.

К концу дня, когда перешли к чеченским делам, обстановка в зале заседаний накалилась. Вождь либеральных демократов пообещал за грозненские дела отправить «выбороссов» на скамью подсудимых.

— Заткнись, Жириновский! — вращая тыквенной головой и выпучив совиные глаза, закричал главный оборонщик Думы Юшенков и, видимо, вспомнив занятия по тактике в Военно-политической академии, схватил за горлышко графин с водой. Все поняли — это означало: еще слово, и в Думу войдет лояльная президенту Таманская дивизия.

Сидящая у телевизоров публика вскочила на ноги — вот ради чего стоило брать каменные стены, глотать валидол, насиживать геморрой, испытывать унижения и лишения. Ружье, которое прятали под отутюженными пиджаками, выстрелило.

А как хорошо Дума начинала! Удар Марка Горячева обещал захватывающую интригу, но Жириновский, несмотря на разбитый нос, оказался умнее — не ответил, и «выбороссам» пришлось ждать очередного момента. Была общая, но слабая попытка Осовцева и Гайдара побить ненавистного Марычева, но тот залез в бронежилет и, продемонстрировав его думцам, объявил: «Я готов!» Наконец-то Осовцев у думского общественного телефона, вырывая трубку у Николая Лысенко, получил то, на что нарывался. Завалил патриот Лысенко демократа Осовцева на думский диван и отдубасил на глазах у всех. Жаль, что инцидент произошел вдали от телекамер!

Удовлетворенные, что не зря потеряли время, добровольные болельщики поспешили к дверям отлавливать депутатов.

Они со всей серьезностью считали, что судьба поступила с ними несправедливо.

Многие были уверены: лучшие умы, аналитики находятся здесь на ближайших подступах к вожделенной депутатской арене. И обсуждения в курилках имеют первостепеннейшее значение, от них зависит, куда и как пойдет Россия. Впрочем, перехватить отзаседавшихся депутатов было непросто.

Да, только что был, выступал, еще не стихло эхо, а его уже нет, упорхнул, улетел куда-то. Не депутаты, а фантомы. Еще со времен Верховного Совета это стало доброй традицией. Сидит избранник народа Артем Тарасов где-то в Ницце, а его карточка голосует в Москве. Длинные руки у предпринимателя, вон откуда доставали. В сентябре девяносто третьего Борис Николаевич решил покончить с этим злом, уличил «симулянтов» на весь мир и ударил по ним из танков.

Думцы, похоже, уроков не извлекли, фантомов стало еще больше. Что поделаешь, перегон между девяносто третьим и девяносто пятым совсем коротенький. Повторных шансов избраться немного, а успеть всюду хочется. Оставить свой след пребывания в Думе можно было не только переодеванием или иным нестандартным способом. Если как следует пораскинуть мозгами, то может сгодиться круглая дата. Да еще какая! Так, одним из депутатов была предложена идея создания монумента истории человеческой цивилизации, который бы символизировал грядущие человеческие устремления. Уже не довольствуясь декадными и годовыми циклами, положил на стол Рыбкину проект обращения в парламенты зарубежных стран в связи с завершением второго тысячелетия новой эры и переходом человечества в новое. Не обладая столь масштабным мышлением, главный оборонщик Думы Сергей Юшенков решил застолбить место, используя для этого повод с упразднением должности уполномоченного по правам человека, заявив, что в знак протеста подает в отставку. Но сделать ему этого «Демроссия» не позволила, специальным решением постановила довести дело до конца. Некоторые, самые наивные, пытались выяснить, до какого? Бывший почтальон и воспитанник советских лагерей депутат Молоствов, будучи еще членом Верховного Совета, в автобусе, который должен был вести депутатов на работу, не таясь, дал ответ на этот вопрос.