* * *

Победа на Чемпионате мира 1970 года заставила меня задуматься об уходе из футбола, прежде всего из сборной, чтобы проводить больше времени с семьей. Теперь у меня было двое детей, а поскольку я много путешествовал, все обязанности по уходу за ними ложились на Роземери. Дондиньо, мой папа, всегда говорил, что нельзя останавливаться, когда люди просят тебя остановиться. Все нужно делать в свое время, так тебя лучше запомнят. Неприятно видеть, как кто-то сдает позиции. Я был на самой вершине; я сыграл свой лучший Чемпионат мира, я забил тысячу голов, я был известен. Так что я дал понять, что не стану участвовать в следующем Чемпионате мира, а также стал готовить почву для поиска нового игрока под номером 10 в «Сантосе». Я не торопился уходить, но мне было важно обозначить свои намерения.

Сперва я попрощался со сборной, сыграв в двух прощальных матчах. Первый состоялся 11 июля 1971 года на стадионе «Морумби» в Сан-Паулу. Мы играли против Австрии. Я выступил только в первом тайме, но забил последний свой гол за Seleção. Всего в составе сборной я забил семьдесят семь голов – это национальный рекорд, и я этим горжусь. Последний прощальный матч прошел на «Маракане». Игра состоялась неделю спустя, 18 июля, а нашим соперником была Югославия. Еще один невероятный опыт. Для начала, на стадион набилось 180 000 человек – а ведь это даже не был соревновательный матч. Игра была ничем не примечательна, мы закончили со счетом 2:2, но я никогда не забуду, как меня провожали болельщики. Я не мог сосредоточиться на игре и я был на поле только первые сорок пять минут. Когда матч закончился, стадион скандировал: «Fica! Fica!» («Останься! Останься!»). Я сделал круг почета по стадиону в окружении детей, а толпа все еще просила меня не уходить. Я держал в руках свою желто-зеленую футболку и не мог сдержать слез.

После этого меня критиковали за то, что я так рано покинул интернациональный футбол, будучи в хорошей форме. Наверное, это было предсказуемо. Так всегда… Всем не угодишь.

Мой контракт с «Сантосом» истекал в следующем году, и, казалось, клуб хотел взять от меня максимум. Курочка, несущая золотые яйца, вот-вот была готова покинуть гнездо, и они собирались заставить меня играть, заработать для клуба как можно больше денег… За восемнадцать месяцев мы посетили Южную Америку, Карибские острова, Северную Америку, Европу, Азию и Австралию. Почти весь мир. Никогда еще в моей жизни не было столько аэропортов, отелей и разных стран. Я уже сыграл свой тысячный матч за «Сантос» против «Трансвааля» в Парамарибо в Суринаме. Казалось, что они хотели выжать из меня еще несколько сотен перед моим уходом.

Все это время мое отношение к клубу постепенно менялось. Я получал все меньше удовольствия от игр. Помимо постоянных путешествий – а я поклялся завязать с ними после рождения Эдиньо – структура клуба также претерпела много изменений, как среди команды, так и в менеджменте. Прежде всего появились новые тренеры – среди них был мой бывший товарищ Мауро, сменивший Антонио Фернандеса (его все звали Антониньо; он трагически погиб в автокатастрофе в 1973 году). Мауро был настоящим джентльменом и капитаном сборной Бразилии в 1962-м. Он также считался хорошим тренером, любившим осторожный стиль игры, больше полагавшийся на защиту. Когда он пришел в «Сантос», команда уже растеряла свою мощь, которой обладала в прошлом.

Спустя какое-то время сменилось и руководство, и они уволили Мауро через полгода работы. Ему на смену пришел Жаир да Роза Пинто, еще один мой товарищ, который был в клубе, когда я только пришел в 1956 году. Он хорошо потрудился на команду «Америка» из Рио. Жаир знал, что «Сантос» не так силен, как прежде, но он все равно хотел придерживаться атакующего стиля игры. Но он допустил большую ошибку, уволив профессора Жулио Маццеи, который руководил программой физической подготовки, – и это было непростительно! Когда Жаир ушел, также не добившись большого успеха, его место занял бывший полузащитник Пепе. Он был ветераном «Сантоса» и нашим старым другом. В 1974 году тренером стал бывший игрок «Бангу» Тим, который пытался заманить меня в команду, когда я еще был подростком. Тренеры сменяли друг друга, и целостности клуба это не шло на пользу. «Сантос» явно сдавал.

Я разрывался между тем, чтобы уйти совсем и заключить новый контракт на своих условиях. Я решил остаться еще на какое-то время, пока клуб еще был на плаву, и, само собой, из-за этого поползли слухи о моих нелепых требованиях, причем некоторые были по-настоящему абсурдными. В то время, пока я играл за «Сантос», клуб заработал более 20 000 000 долларов (конечно, в пересчете на современные деньги эта цифра была бы гораздо больше), и не думаю, что было бы преувеличением заявлять, что большую часть этих денег они получили благодаря мне. Когда я участвовал в матче, «Сантосу» платили больше, причем порой в два раза, и это факт. И еще стоит отметить, что после того, как я ушел, «Сантос» не провел ни одного матча за границей.

Многие говорят, что я обогащался в то время, как «Сантос» боролся за свое существование – но, разумеется, все было как раз наоборот. Меня всегда критиковали в СМИ, особенно в бразильской прессе, а во время этого периода нападки только участились. После того как я высказался о детях, забив тысячный гол, многие сочли это пустой демагогией. Но некоторые политики решили, что у меня были благие намерения. Это мне помогло, когда вместе с несколькими другими футболистами мы пошли на встречу к президенту Медиси, чтобы обсудить права футболистов. Это было задолго до введения правила Босмана в Европе (согласно которому игроки без контракта могут переходить в другие клубы), и в этом плане ситуация в Бразилии была очень тяжелой. Работа футболиста чем-то напоминала подневольный труд. Как только заканчивался контракт с клубом, футболист не мог играть за любую другую команду – ему нужно было получить разрешение клуба. И клуб был практически свободен в своих действиях. Не существовало никакого порядка выхода на пенсию, медицинской страховки. Я знал, что случилось с папой и с Васконселосом, и ни у одного из них не было гарантии занятости. На публике с футболистами, может, и обращались, как с богами, но условия труда у них были немногим лучше, чем у рабов. Помню, у нас в «Сантосе» был полузащитник, который начал встречаться с дочерью директора. Однажды он поссорился с ней, и директор настоял на том, чтобы его выгнали из команды. Его наказали потому, что у него не было тех прав, которыми наделены люди на других работах. Мы встретились с Медиси и, хоть и казалось, что он нам сочувствует, ничего предпринято не было. Лишь почти тридцать лет спустя правовой статус футболистов наконец изменился, и поспособствовала этому моя работа на посту министра спорта.

Я хорошо знал права футболистов в целом, а также свои права в частности. Я также многое понял во время обсуждения новых условий контракта с «Сантосом». Мое предложение было очень простым – я хотел в течение года играть на своих условиях, а затем еще год получать простую зарплату и передавать все гонорары и призовые деньги на благотворительность. Я заработал достаточно за год и знал, что могу спокойно уйти, если бы руководство не удовлетворило мои требования. Обсуждения шли неделями, прежде чем эти условия наконец приняли.

Так что я остался в клубе, за который играл всю свою жизнь, и пытался получить удовольствие от этих последних лет. Но со временем это становилось все труднее, поскольку «Сантос» менялся, и уходили люди, которые стали для меня семьей. Стало одиноко без друзей и коллег вроде нашего великолепного капитана Зито, Лулы, Антониньо, Мауро, Пепе, Коутиньо, Лимы и остальных. А особенно без Жулио Маццеи.