Биззи и Чак рассматривали старый фундамент за магазином.

– Наверное, там стоял дом Мэддоксов. Они ведь не жили над магазином, как мы.

– Наша квартира была частью магазина.

– Интересно, а что случилось с их домом?

– Этого мы никогда не узнаем, – печально сказала Биззи.

– Я пытался взять какую-нибудь из книг Мэттью Мэддокса в библиотеке, – сказал Чак. – Но библиотекарша сказала, что их давно уже нету. Она думает, их кто-то украл. Но я отыскал несколько книжек про Веспуджию. Пойдем посмотрим их?

Они сравнивали фотографии в книге с рисунками на самых последних страницах записной книжки: Зилла пыталась изобразить чернилами и красками то, что описывал ей в письмах Бран. Рисунки Зиллы, изображающие обширные равнины, террасами поднимающиеся к подножию Анд, вызывали у них ощущение мира настолько чуждого, что он вполне мог бы находиться на другой планете.

Биззи вернулась к дневнику Зиллы, к рисунку высокого красивого индейца с необычно-синими, слишком близко посаженными глазами и орлиным носом. Подпись гласила: «Думаю, так должен выглядеть Геддер, тот индеец, которого Бран считает потомком брата Мадога».

Чак взял одно из писем Брана и прочитал:

Хотел бы я, чтобы мне больше нравился Геддер, которому явно нравится Гвен. Я чувствую себя неблагодарным, ведь он столько всего для нас сделал. Погода Веспуджии требует совсем иного строительства, чем у нас дома или в Уэльсе, и я содрогаюсь при мысли о том, что за дома мы бы тут понастроили, если бы Геддер не показал нам, как строить жилища, впускающие ветер, а не закрывающиеся от него. И он же показал нам, что тут нужно сажать – выносливые растения вроде моркови и капусты – и как защищать их от ветра. Все индейцы помогали нам, а Геддер – больше всех и заметнее всех. Но он никогда не смеется.

Чак вернул письмо на место:

– Не доверяю я людям, которые не смеются.

Биззи устроилась нянькой и теперь после школы сразу бежала на работу, так что Чак занял ее место за кассой и притворялся, будто он Мэттью Мэддокс, а магазин у них большой и процветающий. Бабушка брала домой глажку и штопку, и ее старые руки не знали покоя. Теперь не было времени на неспешные чаепития и истории. Чак все больше и больше погружался в свои игры, воображая себя кем-то другим. Мэттью и Зилла, Бран и Гвен, Геддер и Зилле стали для него более живыми, чем все люди вокруг, не считая Биззи и бабушки.

Однажды вечером миссис Мэддокс допоздна задержалась внизу, в магазине. Когда Чак вернулся домой – он рубил дрова одному из соседей, – Биззи с бабушкой пили травяной чай.

– Ба, я есть хочу.

Он чувствовал, как у него бурчит в животе. На ужин у них был лишь суп с сухариками.

Пожилая женщина посмотрела на Чака, словно не слыша его слов.

– К твоей матери пришел Датберт Мортмайн. Он сейчас внизу.

– Не люблю я его, – проворчала Биззи.

– А возможно, придется полюбить, – сказала ей бабушка.

– Почему? – спросил Чак.

Датберт Мортмайн, насколько он помнил, был неуклюжий хмурый человек, который зарабатывал разной мелкой слесарной работой. Какой у него запах? Неприятный. Тяжелый, словно глыба угля.

– Он сделал предложение твоей матери. И собирается заняться магазином.

– Но папа…

– Поминальный пирог давно остыл. Датберт Мортмайн – ловкий делец, а магазин наш, похоже, никто так и не купит. У твоей матери нет особого выбора. И сколько бы она ни трудилась и как бы ни горевала в последнее время, она все еще красива. Неудивительно, что Датберт Мортмайн влюбился в нее.

– Она же наша мать! – возмутилась Биззи.

– Не для Датберта Мортмайна. Для него она желанная женщина. А он для вашей матери способ выкарабкаться.

– Откуда? – спросил Чак.

– Ваша мать на пороге того, чтобы лишиться и магазина, и крыши над головой. Еще несколько недель – и мы окажемся на улице.

Чак просиял:

– Мы можем уехать в Веспуджию!

– Чтобы куда-то уехать, Чак, нужны деньги, а денег-то у нас и нет. Вы с Биззи пойдете в приют, а мы с вашей мамой…

– Бабушка! – Биззи вцепилась в рукав старушки. – Ты же не хочешь, чтобы мама вышла за него замуж, ведь правда?

– Я не знаю, чего хочу. Но уж точно не хочу помирать, зная, что о ней и о вас с Чаком некому будет позаботиться.

Биззи с жаром обняла старушку:

– Ты не умрешь, ба, ты никогда не умрешь!

Ноздри Чака чуть шевельнулись. Сильно запахло одуванчиковым пухом.

Бабушка высвободилась из объятий.

– Ты уже знаешь, моя Биззи, что смерть приходит и к тем, кто готов, и к неготовым. Если б не беспокойство за ваше будущее и будущее вашей матери, я бы уже давно отправилась домой. Слишком уж я долго в разлуке с моим Патриком. Он ждет меня. Последние несколько дней я то и дело оглядываюсь – все кажется, вот-вот увижу его.

– Бабуля! – Биззи запустила пальцы в свои кудри. – Мама не любит Датберта Мортмайна! Она не может! Я его ненавижу!

– Ненависть больше вредит тому, кто ненавидит, чем тому, кого ненавидят.

– Но Бранвен же она не навредила!

– Бранвен не ненавидела. Бранвен любила и была предана – и выкрикнула Слово в мольбе о помощи, а не из ненависти и не ради мести. И солнце растапливало белый снег, чтобы ей тепло было спать ночью, и огонь в ее маленьком очаге не обжигал, а весело плясал, чтобы согреть ее, и молния отнесла весть ее брату, Брану, и ее ирландский король бежал на своем корабле, и ветер унес его в море, и морская пучина поглотила корабль, а Бран пришел за своей сестрой Бранвен и благословил бесплодную землю, и та снова покрылась зеленью и цветами.

– А она полюбила еще кого-нибудь после того ирландского короля?

– Я забыла, – сказала старушка.

– Бабуля! А почему бы нам не воспользоваться этим Словом?! Может, тогда маме не придется выходить замуж за Датберта Мортмайна.

– Слово нельзя использовать необдуманно.

– А мы обдуманно!

– Не знаю, моя Биззи. Пути должны быть пройдены. Лишь самые дерзкие перекраивают их. Слово – лишь для крайней нужды.

– Разве сейчас не крайняя нужда?

– Возможно, не та. – Старушка закрыла глаза и некоторое время молча покачивалась, а потом заговорила напевно, почти так же, как произносила Слово.

– Ты используешь Слово, крошка моя, ты используешь Слово, но не раньше, чем время настанет.

Она открыла глаза и посмотрела на Биззи таким взглядом, будто видела ее насквозь.

– Но как я узнаю, что время настало? – спросила та. – Почему сейчас оно не настало?

Старая женщина покачала головой и снова закрыла глаза и принялась покачиваться.