Эдуардо удалось сохранить бесстрастное выражение лица, но в глубине души он испытал ужас, словно на него напала змея. Какое отношение Уортон имеет к этому банку и почему она спрашивает его о нем?

— Если память не изменяет мне, сеньорита, этот банк закрылся более года назад.

— Закрылся? Почему? Эдуардо пожал плечами.

— Неудачные вложения. Проблемы с наличностью. Недостача. Растрата.

— Столько проблем у одного банка?

— Это все только предположения, сеньорита.

— Вам не кажется странным, что разорилось так много банков? Я вспоминаю случай с моим отцом. Обстоятельства были такими неожиданными и жестокими в своей последовательности.

— Банковское дело — очень рискованный бизнес, — ответил он, не спуская глаз с ее лица. — Почему судьба этого банка так интересует вас?

— Генри Уортон был другом банкира, — солгала она.

— Тогда почему он рекомендует вам банк, который, как ему должно быть известно, закрыт вот уже более года назад?

Ей стоило бы держать язык за зубами: врать она никогда не умела. Зачем она это сделала? Филаделфия посмотрела ему в глаза, надеясь, что ее открытый взгляд как-нибудь поможет ей выпутаться из этого вранья.

— Я хотела сказать, они были знакомы. Полагаю, что они не виделись многие годы.

— Этот скандал был очень громким. О нем писали все центральные газеты до самого Сент-Луиса. Странно, что Генри ничего не читал о нем, поскольку он дошел даже до Бразилии.

— Вы имели дело с этим банком? — спросила Филаделфия.

«Осторожно, котенок, не наступи на свой собственный хвост», — подумал Эдуардо.

— Я очень щепетилен в выборе деловых партнеров, menina. Я не имею дел с ворами, слабоумными или дураками.

— Благодарю за комплимент, — сказала Филаделфия чуть охрипшим голосом.

— Извольте. Я бы предпочел, чтобы вы обращались прямо ко мне со своими вопросами. Я буду с вами настолько откровенен, насколько позволят обстоятельства.

— Ваши обстоятельства, — с нажимом заметила Филаделфия.

— Естественно, мои. А сейчас взгляните туда, menina, и вы увидите наш новый дом.

Филаделфия посмотрела в сторону его указующего перста и увидела на холме, возвышавшемся над рекой, дом с многочисленными фронтонами. От его вида у нее поползли по телу мурашки. Казалось, что он сошел прямо со страниц рассказов Эдгара Аллана По. Неужто сеньор Таварес разыгрывал ее, или он специально ее провоцирует, потому что она знает то, чего не знает он? Ответа на этот вопрос у нее пока не было.

Подавленная и удрученная, Филаделфия откинулась на сиденье. В ее сумочке лежали еще два письма. При первом удобном случае она прочитает их и решит, как действовать дальше.

Терраса дома выходила в заросший сад, похожий на испещренную абстрактными мазками палитру художника. Вся балюстрада заросла жимолостью, и легкий ветерок доносил до Филаделфии ее аромат. Последние лучи заходящего солнца отбрасывали длинные тени на зелень сада, спускавшегося к мелководью реки Гудзон.

Филаделфия стояла спиной к дому, впитывая в себя красоту и радость своего первого дня в Бель-Монте. Какой глупой она была, считая этот дом темным и опасным! Он был большим и просторным, с многочисленными окнами, выходящими на реку, и с еще большим числом окон, выходящих на далекие горы. В пейзаже, расстилавшемся перед ней, не было ничего пугающего. Казалось, что даже Эдуардо Таварес стал мягче, поселившись в этом доме. Он предпочел остаться, чтобы вздремнуть после обеда, в то время как Филаделфия направилась на прогулку к реке, желая отдохнуть от прошлых волнений.

Прогулка привела ее в хорошее расположение духа. Ей начинала нравиться компания Эдуардо. Эта мысль поразила ее, но она призналась себе, что нисколько не лукавит. Она скучала по Акбару. И хотя она отвергала утверждение миссис Ормстед, что влюблена в него, его общество доставляло ей истинное удовольствие. Возможно, ей удастся установить такие же отношения и с сеньором Таваресом, ведь он и Акбар — одно и то же лицо. Так или иначе, но она постарается.

Эдуардо наблюдал за Филаделфией в окно одного из крыльев дома. Ради ее безопасности, да и своей тоже, он специально разместил ее в спальне противоположного крыла. Он ясно отдавал себе отчет в одном: прежде чем они уедут отсюда, он должен проверить ее чувства к себе и понять, выдержит ли она удар, когда в недалеком будущем узнает всю правду о нем.

Эдуардо посмотрел на записку, которую держал в руке. Он прочитал ее уже много раз, каждый раз удивляясь, как этой сентиментальной чепухой Генри Уортону удалось вывести его из равновесия и нарушить плавное течение мыслей.

«Мисс де Ронсар, дорогая!

Не могу передать вам то горе, которое охватило меня после вашего внезапного отъезда. Самое мое сокровенное желание и надежда, что вы в ближайшее время вернетесь в город к вашим друзьям. Я с нетерпением буду ждать этого дня.

Что же касается вашей просьбы, то я навел справки об этом банкире Ланкастере. С прискорбием сообщаю вам о его смерти, последовавшей в прошлом году после возникших трудностей в его бизнесе и краха «Манхэттен метрополитен секьюрити бэнк».

Искренне ваш,

Генри Уортон».

Эдуардо тщательно разгладил записку и положил ее обратно в сумочку. Что она замышляет? Как Филаделфия могла узнать о Ланкастере? И что еще она может знать?

Эдуардо вернулся к окну. Филаделфия сидела на краю балюстрады, и он мог видеть все изгибы ее стройного тела. Ее взгляд был обращен к реке. Залитая розовым светом заходящего солнца, она была похожа на лесную нимфу, присевшую отдохнуть на краю своих владений.

— У тебя от меня секреты, menma, которые я должен узнать, и сделаю это обязательно. Но прежде мы начнем любовные игры.

Долина реки Гудзон, июль 1875 года

Прикрыв от солнца глаза рукой, Филаделфия посмотрела на мужчину в рубашке с короткими рукавами, возвышавшегося над ней.

— Вы уверены, что это необходимо? — Эдуардо вопросительно взглянул на нее.

— Вчера за обедом мы уже обсуждали этот вопрос. Саратога будет наводнена ньюйоркцами, и, хотя вам придется встретиться только с несколькими из них, мы не можем позволить себе, чтобы вас узнали. Поэтому у вас должен быть другой вид, другая личина. А сейчас ложитесь, и мы приступим к делу.

— Мне кажется это излишним, — возразила Филаделфия, вставая коленями на одеяло, которое он расстелил на солнечной поляне вдали от дома.

После нескольких дружеских вечеров, проведенных с ним, и хорошего сна она надеялась, что будет коротать свои дни в Белль-Монте гуляя вдоль реки и думая о будущем. Но ей следовало бы знать, что у Эдуардо Тавареса всегда свои планы. Что-то пробормотав себе под нос относительно тирании, Филаделфия легла на стеганое одеяло.