Было десять утра. Дариус уже несколько часов сидел в своих покоях, курил и размышлял, уставившись в стену. Время от времени он метал в эту стену любимый кинжал с рукояткой из слоновой кости и наблюдал, как дрожит лезвие впиваясь в штукатурку. Затем вытаскивал его из стены, вновь садился и опять бросал кинжал… Не замечая голода, Дариус перебирал в уме и перестраивал свои планы. В сотый раз он задавал себе вопросы, на которые давно имел ответы, однако пытался найти какое-то иное решение, возможно, ранее им упущенное.

Дариус не хотел умирать. «К сожалению», — подумал он. Раздавив еще одну сигару в переполненной пепельнице, Дариус долго смотрел, как тает среди других теней тень вонзившегося в стену кинжала.

Мрак смыкался вокруг него, спускалась ночь. Он собрал в кулак всю свою волю, чтобы не пойти к Серафине. Нельзя уступать этому желанию! Полный разрыв будет лучше для нее!.. Как бы ни нуждалась она в нем сегодня!.. Каким бы одиноким и потерянным ни чувствовал себя он.

Дариус откинулся на спинку кресла, измученный, подавленный душевной усталостью.

Долгое время он слушал стрекот цикад за окном, вдыхал прохладный ночной воздух, напоенный ароматом сирени, и почти задремал, когда тишину нарушил скрип открывающейся двери.

Подняв голову, Дариус, к своему удивлению, увидел не слугу, которого послал в подвал за вином, а Терезу, одну из своих бывших любовниц. Он нахмурился и отвернулся. Будь в эту минуту кинжал в руке у Дариуса, с каким удовольствием метнул бы он его в дверь рядом с ее головой!.. Тереза заперла за собой дверь и направилась к нему. Он сидел. подперев рукой подбородок, и выжидал.

Она подошла и, неуверенно улыбаясь, остановилась около его кресла. Несмотря на встретивший ее враждебный взгляд, Тереза, как и предполагал Дариус, начала осторожно придвигаться ближе. Он напрягся, когда она опустилась наземь между его расставленных колен.

С непроницаемым видом, не шевелясь, Дариус наблюдал, как Тереза протянула руку и коснулась его, как, почти незаметно, ее пальцы погладили атласный жилет, распустили галстук… Внутренне удивляясь, почему не чувствует ничего, кроме растерянности, Дариус молчал. В чем дело? Что вынуждает людей вести себя с ним подобным образом?

Все так же робко Тереза потянулась к его паху.

— Нет, — пробормотал Дариус, но не оттолкнул ее. Тереза подняла руку повыше, лаская его живот и грудь.

— Нет? — удивилась она.

— Оставь меня в покое, — хриплым шепотом отозвался Дариус, но Тереза лишь распустила шнурки ворота его сорочки и смело запустила под нее коготки. Наконец он почувствовал, как вспыхнула его кожа от этих умелых прикосновений. Впрочем, это ранило его, но не возбуждало, как ей казалось.

Он не сделал ни одного движения ей навстречу. Дариус ненавидел ее… Тереза теснее прильнула к нему, обвила нежными руками, потерлась о его подбородок щекой, трепещущими пальцами мяла его шею. Дариус ощущал такое изнеможение… словно его насиловали, и у него не было сил дольше сопротивляться. Ему хотелось, чтобы она ушла. Дариус горько усмехнулся, когда Тереза выразила недовольство по поводу того, что он не вернул ей поцелуй.

— Пожалуйста, Сантьяго, позволь мне, — шептала она ему в ухо, щекоча теплым дыханием. — Я сделаю все, что ты захочешь. Ты же знаешь, как я умею. Позволь мне, Сантьяго, о-о-о!..

Господи, Дариус презирал ее, но, пожалуй, этот ярко-алый рот нравился ему.

Что-то в его глазах подсказало ей, что она выиграла.

— М-м-м, — промурлыкала Тереза, усаживаясь уютнее и ближе между его раздвинутых бедер. Однако когда она потянулась расстегнуть пуговицы на гульфике, Дариус запаниковал.

В прошлом не имело никакого значения, хотел он всех этих женщин или нет. Важно было то, что они хотели его. Кто-то, все равно кто, хотел его… хотя бы ради такого удовлетворения.

Но не сейчас!

Пальцы Дариуса судорожно сжались на плечах женщины.

— Тереза, — отрывисто прохрипел он.

Она подняла глаза, сверкавшие лихорадочным желанием, острый язычок хищно облизнул губу. Дариус твердо посмотрел на нее.

— Я не хочу тебя, — сказал он. — Уходи.

— Неужели не хочешь? — переспросила она, лаская сквозь брюки его отвердевшую плоть. — В какие игры ты нынче играешь, красавец?

Дариус остановил ее, крепко взяв за запястье и медленно вывернув его.

— Никаких игр. Уходи.

Тереза высвободила руку и уставилась на него, растерянно и чуть боязливо.

— С тобой что-то неладно?

— Убирайся! — В порыве гнева Дариус внезапно вскочил и оттолкнул ее.

Она чуть не упала на спину, но удержалась и удивленно посмотрела на него.

— Я сказал — убирайся! — яростно бросил он, едва сдерживаясь, чтобы не пнуть ее ногой.

Через секунду Терезы уже не было в комнате. Она удалилась, хлопнув дверью.

Опустившись в кресло, Дариус ждал, пока успокоится сердце. Проведя рукой по волосам, он встал и запер дверь, затем прислонился к ней и замер, обхватив себя руками. Его трясло.

На следующее утро Серафина стояла на маленькой скамеечке перед большим, в полный рост, зеркалом и равнодушно смотрела на свое отражение, пока портниха проводила последнюю примерку ее подвенечного платья. Королева, любовно надзиравшая за всеми свадебными приготовлениями, лучилась гордостью, глядя на дочь.

— Ты выглядишь восхитительно, — сказала мать.

Серафина жалко улыбнулась. Матушка, верно, полагала, что дочь потрясена предательством Кары, а потому так мрачна.

Утром Аллегре сообщили, что после многочасового ночного допроса Кара наконец созналась во всем и подписала признание в том, что совершила измену. Сжалившись над девушкой, королева попросила, чтобы ей смягчили приговор. Теперь Каре предстояло отправиться в изгнание, а мужчин ждала виселица.

Ненавидя себя за безнадежную наивность, Серафина начала понимать мудрость философии Дариуса: никому нельзя доверять.

— Не желает ли ваше величество посмотреть, как продвигается шитье крестильных одежд для младенца? — спросила старшая швея королеву.

Ее помощницы в эту минуту трудились над роскошным шлейфом платья Серафины.

— Посмотрю! — обрадовалась королева.

Портниха повела ее в соседнюю комнату. Как только королева покинула помещение, фрейлины начали перешептываться, приглушенно обсуждая последние сплетни.

Серафина прикрыла глаза, стараясь не обращать на них внимания. Юная швея случайно уколола ей ногу, и принцесса невольно вскрикнула.

— Прошу прошения, ваше высочество! — воскликнула девушка, побледнев.

— Угу, — отозвалась Серафина, прислушиваясь к тихому разговору за спиной.

— …поверить не могу, что он выставил тебя из своей комнаты!