Кстати, Элли, я знаю, что ты меня слышишь. Пока мы тут идем, поясни мне: «са'ар» — это имя или звание?

«Вежливое обращение к жрецам Мертвого солнца», — мысленно объяснил Элли. Спасибо, рыжик!

Ответное еле слышное рычание эльфа согрело душу и подняло настроение до заоблачных высот.

Жрец повел меня куда-то вглубь храма, который оказался гораздо больше, чем снаружи. Раз этак в десять. Мы шли минуты три, и в итоге вышли сбоку от алтаря — я едва не приложился лбом о светильник, увернувшись в последний момент. Странно, мне казалось, алтарь был куда ближе.

— Всем так кажется, — хмыкнул жрец.

Ой, я что, ляпнул это вслух?

— Ага! — Жрец уже откровенно хихикал.

Язык мой — враг мой.

— Так… — Сильф, мгновенно посерьезнев, рыбкой нырнул куда-то под алтарь и через полминуты вылез обратно, держа в руках небольшую лакированную шкатулку из светлого с голубым отливом дерева. Поставил ее на алтарь, открыл и поманил меня пальцем.

— Иди сюда, парень.

— Меня зовут Раалэс, — сообщил я, подходя ближе. А то все «парень» да «парень»… Неприятно.

Жрец дико глянул на меня и сделал приглашающий жест в сторону шкатулки.

— Выбирай.

Гораздо позже я узнал, что называть свое имя жрецу Мертвого солнца до того момента, как он не представится сам, особенно для последователей иных божеств, считается дурной приметой. Мол, в таком случае темный жрец может заставить перейти тебя к своему богу и отнять у тебя душу, чтобы подарить своему господину. Глупость, конечно, но в это верят. Потому жрец и удивился.

Пока же я с любопытством сунул нос в шкатулку — что же надо выбирать?

В шкатулке лежали медальоны на тонких цепочках. Небольшие, овальные, сделанные из серебра, они были украшены замысловатым абстрактным узором. Одинаковые, как будто штампованные.

Вопрос «а зачем выбирать?» застрял у меня в глотке, как только я протянул к шкатулке руку. Медальоны были… разными, другого слова не подобрать. От одних веяло холодом, как от эскимо, другие были раскаленными, словно из огня, третьи были колючими, будто взбесившиеся ежики, четвертые — тошнотворно липкими… Причем на ощупь все они были обычными медальонами, разными были лишь мои эмоции от прикосновения. Почему я их так воспринимал — не знаю.

Наконец, когда я перебрал примерно две трети содержимого шкатулки, в руки мне попался один — теплый, чуть пульсирующий и… пушистый. Да, именно пушистый, словно маленький котенок.

— Этот, — вытащил я медальон за цепочку из шкатулки. Сильф, одобрительно кивнув, перехватил мою руку, вынул украшение из моего захвата и резко чиркнул острым краем медальона по запястью.

— Ты чего творишь?! — взвыл я и попытался выдернуть руку. Ага, сейчас! Хрупкий на вид жрец так сдавил мою кисть, что я даже пошевелить ею не мог. Тем временем сильф полностью вымазал медальон в моей крови (я не понял, с каких это пор моя кровь стала отчетливого синего оттенка? Еще две недели назад такого и в помине не было! Или это из-за последнего эксперимента? Хе, зато у меня в жилах теперь течет самая настоящая голубая кровь!). Оставив в покое мою руку, он аккуратно опустил украшение в чашу на алтаре. Затем опять развернулся ко мне и с самым кровожадным видом снял с пояса кинжал. Я попятился, судорожно соображая, что мне будет, если я сейчас убью жреца. Смерть или просто наказание? Впрочем, это будет лишь самооборона. А то кидаются на меня всякие с ножами, а потом рубашку зашивай. Да еще и труп надо будет где-то спрятать…

В этот момент сильф остановился и в голос расхохотался. Я что, опять сказал это вслух? Да что ж это такое? Нет, мне точно нужно зашить себе рот, а то когда-нибудь опозорюсь так, что мало не покажется.

Отсмеявшись, жрец перехватил кинжал за лезвие, протянул мне его и, все еще улыбаясь до ушей, сказал:

— Парень, мне всего лишь нужна прядь твоих волос. Чтобы амулет начал работать в полную силу, необходимо принести дар богу. Для Мертвого солнца это всегда была капля крови и прядь волос. Так что: ты сам обрежешь или предоставишь это мне?

— Режь, — махнул я рукой, покорно подставляя голову. Может, если меня решит подстричь кто-нибудь другой, это будет не так больно?

— А-а-а-а! — Нет. Это не так больно. Это еще больнее!

— Ты чего? — Жрец смотрел на меня круглыми глазами, зажав в кулаке тонкую длинную прядку абсолютно белых волос. Надо же, а я и не заметил, как мои волосы окончательно потеряли цвет.

— Чего-чего… Больно! — пожаловался я и потер пострадавшую макушку.

В глазах сильфа промелькнуло понимание.

— Парень, ты измененный?

— Угу, — кивнул я, на секунду задумавшись. А как меня еще назвать? Не человеком же? Да и причислить к какой-нибудь одной нечеловеческой расе невозможно.

— По своей воле? — продолжал допытываться жрец, при этом словно бы невзначай положив руку на рукоять кинжала, уже занявшего свое место на поясе. Я отрицательно покачал головой и выразительно щелкнул пальцами по невидимому ошейнику. Конечно, этот жест могли растолковать не так, слишком уж он… неоднозначный, но сильф все понял правильно.

— Кто? — рыкнул он, убирая руку от оружия. Ну и правильно, дядя, нечего мне тут всякими серебряными зубочистками угрожать. Я не оборотень — на серебро аллергии не имею.

Тяжко вздохнув, тоскливо поглядел на жреца. И как я ему объясню, почему оказался в такой ситуации, если хозяйка прямо сказала: попробуем сказать, откуда у нас ошейник, — не сносить нам головы, причем в прямом смысле. Перережет шею — и все. При таком повреждении организма не сработает даже моя хваленая регенерация.

Если честно, я и сам не понял, отчего вдруг решил признаться жрецу в том, что я раб. Просто он вызывал у меня безотчетное доверие. Странно — в этом мире я еще никому не мог довериться вот так, полностью, без оглядки, даже Элли. Позабытое, но такое приятное чувство.

— Ясно, — вздохнул в ответ он. — Не можешь сказать? — Мой кивок. — Ну что ж, тогда…

Сильф свернул отрезанную прядь в колечко и опустил в ту же чашу, куда несколькими минутами ранее полетел медальон. Вытянул над чашей руку и пропел несколько слов на непонятном языке.

Полыхнуло так, что на какое-то мгновение я подумал, что ослеп. Проморгавшись, я недоуменно воззрился на жреца.

— И что это было? — поинтересовался, вытирая все еще слезящиеся глаза.

— Жертва принята, — пропел жрец, выудил медальон из чаши и надел мне его на шею. — Это что? — Сильф подцепил пальцем цепочку, на которой висел золотой крестик. — Я чувствую в нем силу, но какая она — сказать не могу. Откуда у тебя это, Раалэс?

— Мама подарила, — честно признался я, напрягшись. Неужели заставит снять? Нет уж, я скорее медальон сниму, чем крестик. В конце концов, это единственное, что осталось у меня от родного мира.