Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Думаешь, он знает, что Холли мертва? — пробурчал Майк — явно с набитым ртом.
— В том-то и вопрос. Если бы Вернер видел фотографии в газетах, он узнал бы татуировку. Однако есть вероятность, что он их не видел. Последние несколько дней погода потеснила все остальные новости — что из газет, что с телевидения. Разумеется, Вернеру может быть известно о смерти Холли и без газет.
— Потому что сам убийца.
— Хорошее объяснение его нервозности. Впрочем, ее-то могли вызвать фотографии в газетах и осознание смерти Холли. Если Круг говорил правду о побоях и преследовании — в общем, если история с одержимым отвергнутым любовником имела место, — Вернер прекрасно понимает, что одним из первых вызовет подозрения полиции.
— Я бы, во всяком случае, им заинтересовался, — отвечал Метц. — И Койлом заодно… Пожалуй, помощник окружного прокурора задвинет кандидатуру твоего брата, если у него окажутся два таких подозреваемых.
— В понедельник попробую поговорить с куратором Койла, тогда и посмотрим, что он за птица. И кто знает, может быть, адвокат Викерс перезвонит.
— Как же, дожидайся. Но поторопись с Койлом, я хочу к следующей неделе сдвинуть дело с мертвой точки.
— Буду действовать как можно быстрее, но Дэвида все еще нужно убеждать. Во время нашего последнего разговора он считал мысль пойти к копам чистым безумием, да и о тебе был не лучшего мнения. Не слишком прислушивался к голосу рассудка.
Майк фыркнул.
— Ну, ты таки на него повлиял. Дэвид позвонил вчера вечером. Он буквально жаждал сотрудничать.
— Дэвид тебе позвонил?
— Он рассказал, чем занимался в интересующий нас вторник, и ответил на все мои вопросы. Ну, почти на все.
— К чему относится это «почти»?
— Он по-прежнему не желает говорить о Стефани и категорически против моей с ней встречи.
Я глубоко вздохнул.
— Может он отчитаться за все время?
— Почти за все. День несколько фрагментарный, но, как следует побегав, мы, вероятно, сможем заполнить пробелы. Ночь — вот проблема.
— Дэвид сказал, что был дома.
— У меня та же версия. Но очевидно, Стефани единственная может подтвердить его слова.
— И он не разрешает тебе поговорить с ней. Великолепно. Хоть причину объясняет?
— Говорит, что жены нет в городе. Что он сам поговорит с ней, когда она вернется. Правда, день и час возвращения скрывает.
Я еще раз глубоко вздохнул. Черт.
— Он не надумал пойти в полицию?
— Вроде начинает проникаться необходимостью.
— Одно дело — проникаться, другое — действовать.
— Да, — вздохнул Майк. — Но Дэвид, кажется, дозревает.
— Он осознает, что мы не можем обратиться к копам, пока не поговорим со Стефани?
— А толку-то? Все равно он против моего с ней разговора. Вдобавок Дэвид разработал теорию, что время смерти Холли на самом деле работает на него.
— Каким это образом?
— Вот как он рассуждает: как он мог убить ее, если во вторник даже не знал, кто она? Он нанял тебя всего за сутки до убийства, и ты даже имя ему сообщил только на следующий день.
Я чуть не засмеялся.
— Железная логика… Майк, нам можно было бы тоже прекратить работу и считать дело законченным. Если бы не факт, что это она звонила ему… и заявлялась к нему домой и, возможно, следила за ним. Не надо быть Эйнштейном, чтобы разработать такой сценарий: Холли звонит Дэвиду, они договариваются о встрече, и вдруг происходит сбой. Черт, может быть, она даже не звонила. Может быть, она подстерегла Дэвида на улице.
— Я объяснил все это, хоть и без сарказма. Не знаю, что твой брат понял, а что нет.
— И каков сухой остаток?
Майк откашлялся.
— Боюсь, тебе придется еще раз поговорить с братом.
Я сумел не выбросить телефон в окно, а просто повесить трубку. Из спальни, зевая и потягиваясь, вышла Клэр, серые глаза припухли со сна. Она налила стакан клюквенного сока, села на край софы и положила ноги мне на колени. Они были холодные и белые, и я начал растирать ей пальцы. Она взяла пульт от телевизора.
Главной темой новостей теперь стали не расчистки, а потопы. Показывали исключительно воду. Вода была повсюду: на дорогах, в подвалах. Вода текла по водосточным канавам и тоннелям подземки. На экране появились кадры из аэропорта имени Кеннеди: взлетные полосы расчищены, самолеты садятся и взлетают один за другим, а выжившие в катаклизме граждане — помятые, изможденные и немытые — постепенно расползаются по домам. Я посмотрел на Клэр. Она молча пила сок, не отвлекаясь от экрана. Когда вместо аэропорта стали показывать, как в реку сталкивают снежные горы, Клэр посмотрела на меня. Я открыл рот, но был опережен.
— Он ниоткуда не должен прилететь, если тебя это интересует. — Еще как интересует. На губах Клэр промелькнула легкая улыбка. — И он не застрял где-нибудь в снегу. Разве что возле дома.
Я выпрямился.
— Да? — У меня перехватило горло.
Клэр кивнула:
— Да.
— Тогда где… — В ушах слегка шумело. — Что ты…
— Я ушла от него.
— Ты…
— Ушла от него. Бросила.
Я кивнул — скорее по привычке, а не потому, что понял.
— Ты… что ты…
— Не беспокойся, я не собираюсь переезжать к тебе. Но из-за бури было невозможно найти гостиницу. — Она отпила еще сока и посмотрела на меня поверх стакана. — Я собиралась подождать пару дней, но, если хочешь, могу начать обзванивать гостиницы прямо сейчас.
— Нет… Я… Не нужно, — пробормотал я.
Клэр кивнула. Пошла на кухню, поставила стакан в мойку и замерла у окна, очень прямая, напряженная.
— Что случилось? — спросил я. Она покачала головой, но не обернулась. — Можешь оставаться, сколько нужно… сколько хочешь.
— Так как? — тихо спросила она. — Сколько нужно или сколько хочу?
— Как угодно.
Она кивнула, наблюдая, как пласт снега соскальзывает с крыши дома напротив и падает, рассыпаясь алмазами.
— Все разваливается, — сказала она.
Днем Клэр ушла погулять, не предложив составить ей компанию, а я отправился пробежаться по слякоти. После пробежки ботинки отяжелели от воды, а глаза саднило — их приходилось все время щурить. Клэр еще не возвращалась; не было ее и когда я вышел из душа. Я надел джинсы и футболку, открыл ноутбук и блокнот.
Отыскал в Сети телефон Фила Лосанто и застал его дома, в Йорктаун-Хайте. Он только что вернулся после двух суток буксовки на дорогах Северного округа Уэстчестера, где собирал материалы о реагировании округа на бурю, и, по его словам, замерз до посинения. Голос звучал устало и насмешливо.