Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она села рядом, прижимаясь, и Амон спрятал лицо в её волосах. Он помнил, что они светлые, выкрашенные на кончиках в розовый. А глаза Эбби жёлтые, с вертикальным зрачком, как у змеи, потому что она и есть древняя змея Апоп. Не совсем богиня, но они смогли с этим «что-то придумать».
Нагретая солнцем змея, с тонким язычком и гибким телом. Она из воздуха и льна. Из чего-то лёгкого, подобного солнечным лучам. И Амон улыбнулся, вдыхая запах горьких трав от волос Эбби. Уж этого не смогла отнять даже Тиамат: он мог чувствовать.
Бабушку Марты звали Элизабет, и она оказалась рада гостю. Провела Анубиса на кухню, налила ароматный ромашковый чай.
– Я хотел поблагодарить, – сказал он. – Когда ночью вваливаются незнакомцы в крови, можно и выставить их вон.
– Ты не был таким уж незнакомцем.
Когда Элизабет улыбалась, морщинки в уголках её глаз становились глубже и в то же время именно они неуловимо напоминали молодую женщину, которую Анубис встретил когда-то.
Он не вспомнил её в тот раз, когда пришёл, но он тогда мало что видел. Потом Персефона рассказала, и в памяти Анубиса тут же возникла невысокая женщина с затянутыми в узел волосами. Её красивый муж и маленький ребёнок, который умирал.
– Ты помог моему сыну, – сказала Элизабет, разливая чай. – Я помню это.
– Я ускорил его смерть.
Элизабет улыбнулась, понимающе, мягко, как простая смертная женщина, которая знала куда больше древнего бога.
– Иногда смерть может приносить облегчение. Мой Генри сильно болел, и это было ужасно. Видеть, как он мучается, но не в силах помочь. Это самое ужасное, что может быть, видеть боль своего ребёнка без возможности облегчить её.
Она задумчиво взяла из вазочки одну из конфет, которые принёс Анубис, но не стала пробовать.
– Я рада, что ты смог забрать его боль, сделать его переход лёгким. Я благодарна за это. И муж был.
– Где он?
– Умер пару лет назад. Дочь живёт в пригороде, зовёт переехать к ней, но я никак не решаюсь. Да и Марте удобно, она учится в Лондоне, иногда ночует у меня, когда поздно возвращаться.
– Сегодня придёт?
– Нет, – Элизабет снова улыбнулась, на этот раз куда задорнее. – Она часто о тебе говорит. Хотя, конечно, не поверила, когда я сказала, что ты древний бог. Но появление твоего брата из воздуха было очень убедительным. Решил вскружить моей внучке голову?
– Даже не думал! – возмутился Анубис.
Он ощущал себя смущённым и сам взял конфету. Элизабет хихикнула, совсем как девчонка:
– А может, она хочет узнать, каково это, поцелуй с пирсингом в языке.
– Я слишком стар для неё!
Маленькая кухонька казалась очень уютной, а чай действительно вкусным. Элизабет чем-то напоминала Нефтиду, может, поэтому Анубис проникся к ней такой симпатией. Или испытывал благодарность, что она не бросила их с Персефоной.
– Любопытно, – сказала Элизабет, – а боги знают, что такое смерть и потери?
– Мы… ну, в теории можем жить вечно. Если тело умирает, наша божественная сущность возвращается в него и запускает снова. Даже тела у нас не совсем человеческие. Но… да, божественную сущность можно убить. И мы знаем, что такое потери.
– А семьи? У тебя она есть?
– Да, – улыбнулся Анубис. – У меня есть семья.
Видимо, что-то в его улыбке было такое, что Элизабет сама улыбнулась, тепло и очень светло, а на её лице снова показались морщинки.
Анубис провёл у неё ещё некоторое время, прежде чем снова нырнуть в тёмные городские улицы. Мотоцикл он не брал. Сунув руки в карманы куртки, петлял узкими улочками, шагая прямо по лужам, жалея, что не надел тёплый свитер. Так что успел продрогнуть, пока добрался до нужного переулка.
Не того, где Анубис рисовал сердце, а гораздо ближе.
Уже смеркалось, Артемида дорисовывала последние штрихи в граффити, её брат Аполлон давал непрошеные советы под руку, а Гор уселся на качели чуть подальше и смотрел на это всё, держа в руках термос.
Который Анубис тут же перехватил:
– О, скажи, что здесь горячий кофе! Пожалуйста, горячий кофе!
– Не кофе, но горячий, – хмыкнул Гор.
Чай почти обжигал, Анубис глотнул побольше и тут же закашлялся, а на глазах выступили слёзы: чай щедро сдобрили божественным алкоголем. Да так, что чая в объёме оставалась меньшая часть.
– Предупреждать надо, – выдохнул Анубис, возвращая термос.
– Зачем? Какой тогда интерес?
– Иди ты…
Анубис уселся на соседние качели. Обычная дощечка и крепкие цепочки из металла. Достаточно высоко от земли, чтобы подозревать, что здесь рассчитывают и не на детей.
– Давай, – подначивал Анубис брата, отталкиваясь от земли. – Кто выше.
Качели он любил почти так же, как сладкое. Особенно похожие, на которых можно взлететь повыше, замереть на секунду, а потом ухнуть вниз.
Аполлон, кажется, совсем достал сестру: она сдёрнула респиратор с лица и налетела на него, отчитывая. Наконец, развернувшись так резко, что кончик её собранных в хвост волос наверняка хлестнул Аполлона, Артемида подошла к качелям.
– Вы тут развлекаться будете или начнёте делать что-то полезное?
– Так вас ждали, – невинно ответил Анубис, останавливаясь.
Артемида ткнула пальцем за спину, указывая на свежее граффити:
– Я думала, ты придёшь раньше и тоже порисуешь.
– Нет настроения. Я зашёл, потому что рядом был.
Как оказалось, Гор тоже, поэтому Анубис и предложил встретиться, чтобы вместе взять такси до дома. К тому же он был рад увидеть Артемиду с Аполлоном. Хотя рассчитывал прийти раньше.
– Тогда давайте хоть по кофе, – предложила Артемида. – Тут рядом есть кофейня.
Она оказалась обычной человеческой. Большое помещение с сетевым названием. Шумная в вечерний час, забитая народом и бумажными осенними листьями для антуража.
Аполлон и Гор отправились делать заказ, Анубис отыскал свободный столик. На ходу, но лучше чем ничего.
– Как Амон? – негромко спросила Артемида, когда они уселись.
– А как может себя чувствовать солнце, которое лишили света?
Грустно вздохнув, Артемида покачала головой:
– Мне жаль. Мы с братом пытались найти решение, он ведь тоже солнце… но никто не слышал ни о чём подобном. Даже не знал, что такое возможно. Как может ослепнуть бог?
– Если на него влияет другое божество. Если основы вселенной дрогнули после Кроноса.
– Когда ты так говоришь, это немного пугает.
Анубис тряхнул головой и заставил себя улыбнуться:
– Извини. Это угнетает. Остаётся надеяться, что зрение к