Какой же урок больше пригодится ребёнку в жизни – «В два часа дня садись и поедай всё, что положено в тарелку» или «Хороший мой, ты сильно понервничал, давай сначала успокоишься и отдохнёшь, а потом будем есть»? Что вынесет для себя Беня, глядя на искажённое и потухшее лицо мамы, которая вообще-то мечтает поспать, но завтрак же, завтракать НАДО. И кладёт в себя, как в утилизатор, а не в живой организм, совершенно ненужную сейчас пищу.

Оплаченный завтрак на отдыхе портит отдых.

Ты обязан успеть пять раз сходить к шведскому столу.

Энергетическая ценность еды не в калориях, точнее, не только в них. Усваиваемость, польза, эффект от пищи сильно разнится в зависимости от того, как, с кем, в каком настроении человек её поглощает. И очень немаловажно, какое состояние приготовленной еде передал повар!

Утрированная, но верная ассоциация – грудное вскармливание. С самой первой пищи в нашей жизни, материнского молока, мы связаны не только с поглощаемой субстанцией, но и с тонкой энергией процесса. Если Юлия кормила грудью, она наверняка могла бы вспомнить не один и не два момента, когда, обеспокоенная, уставшая или нервная, имела проблемы с молоком (лактостазы или недостаток), и ребёнок тоже вёл себя беспокойно! В таких случаях лучше равнодушная, но спокойная кормилица, чем нервная и задёрганная родная мать. Если, конечно, Ольга Фёдоровна не преминула взять под свой педагогический контроль даже такую тонкую материю, как кормление Бенедикта грудью, то поводов для стресса у Юлии наверняка было предостаточно.

Вряд ли она кормила долго, с такими отношениями внутри семьи. Сильная Женщина наверняка должна была быстро возвращаться на работу, чтобы содержать оказавшегося негодным (оставшегося без работы) мужчину. И вообще, кормила ли?

Но пусть эта связь сына и матери прервалась рано (а в случае с мальчиками – лучше раньше, чем слишком поздно), психологически и астрально Юлия до сих пор ещё не перевела ребёнка на взрослый стол. До сих пор «кормила собой», ведь контроль – связь двусторонняя. Он ослабляет и контролёра тоже, ослабляет, но при этом даёт извращённое чувство наслаждения, не осознаваемое самим контролером. Наблюдать пятилетку, неспособного выбрать желаемое блюдо и самостоятельно съесть его, так же странно, как и глядеть на школьника, сосущего материнскую грудь. Впрочем, как и видеть взрослого мужчину, старше 16–17 лет, которому мать режет на дольки яблоко, очищает от шкурки фаршированный перец и вылавливает в гостях из салата лук, боже мой, Вася это не ест. А разве таких примеров мало?

Пуповина, по которой мать передавала питательные вещества ребёнку во время его внутриутробного развития, отсыхает, когда уже не нужна: человек родился. А вот эмоциональную и энергетическую пуповину матери иногда поддерживают невидимо и неосознанно – и потому таинство психического рождения временами настигает даже взрослого, даже переступившего различные пороги зрелости человека, приходит с муками и через осознание – осознание того, что в своё время не осознала мать, носительница матерной любви…

И насыщают пуповину нередко не тем, что правильно и здорово передавать неокрепшей детской психике! Как и в случае с питанием беременной женщины, здесь тоже нужно фильтровать и выбирать. Мастер уже писал в других книгах о психологических родах; приходилось видеть взрослых мужчин, уже самих давно ставших отцами и даже дедами, которые только приходили к пониманию этой пуповины, обвившейся вокруг их горла, тянущейся к их матерям, и им было необходимо проходить через инициацию осознанного эмоционального и психического рождения.

Вовремя, в восемнадцать – двадцать лет, отрезанная пуповина – сейчас большая редкость.

Гайдар в пятнадцать лет командовал дивизией.

Тревожные мамы, истеричные, паникующие мамы получают эффект бумеранга и зачастую не понимают, откуда им «прилетело». Тут, казалось бы, и так они «все на нервах», и ребёнку бы побыть тише воды ниже травы, «хоть ты меня не доставай!». А ребёнок р-раз, и тянет одеяло на себя рывком: температурит, сопливит, расстраивается желудком, нарушает все планы родителей, включая отдых или, наоборот, ударный поход на работу.

«Я твоё зеркало, я зеркало твоих страхов, ты боишься, мама, – я сделаю всё, чтобы оправдать твои ожидания, оправдать твои страхи!»

В случае Юлии, она бы просто хотела визжать и прыгать на волнах, а потом освободиться на день-другой и бродить-бродить-бродить, жадно впитывая новые впечатления, познавая чужую яркую страну, рассматривая восхитительные растения и причудливые цветы. А вместо этого Сильная Дочь Сильной Мамы однопол(н)ой семьи из-под палки творит мамин юбилей, неудивительно, что непроглоченные обиды и невысказанный протест вызывают у неё несварение на всех уровнях и проецируются панкреатитом ребёнка. Юля взрослая, Беня – слабое звено, он страдает больше, отрабатывая её непереваренный стресс в реальной жизни. Очевидное, но удивительное.

Юлия жуёт кактус взаимоотношений с матерью – не впервой, сколько таких ситуаций ещё было и будет, но не понимает, что теперь их на этом крючке двое. Она и тот, кто транслирует её страхи, настроения, эмоции и принимает их так, как могут только дети: всем организмом сразу. Окружающие убеждают мамочку, что это нормально! Да все такими были! То понос, то золотуха, «этожедети».

«Но почему именно в важный для меня момент? – логично возмущена женщина. – Не в генеральную уборку дома, не в тот час, когда я зависаю у планшета, читая новости, не тогда, когда мы с ним бесцельно бродим по парку, ищем каштаны? А когда я уезжаю, чтобы сдать проект, от которого зависит то, что мы будем есть в ближайшие три месяца, когда мы на отдыхе, когда никто не может меня подменить и всё летит в тартарары?! Это не ребёнок, это пятая колонна. Предатель-партизан в засаде».

Не далее как позавчера Мастер слышал этот разговор, пока Беня гонял голубей (редкий момент свободы!), а Юля в очередной раз пыталась балансом и здравым смыслом победить мамину тягу к амплуа примадонны.

– Я не понимаю, – задумчиво сказала Юля, – почему, как только становится хоть чуть-чуть хорошо, сразу всё рушится. Я очень люблю Беню, но почему он заболевает именно тогда, когда у меня стресс? Я устала всё контролировать, я устала, что всё на мне.

– А у меня было точно так же, – с готовностью подхватила Ольга Фёдоровна. – Точно так же. Я не спала ночами и думала: ну почему Юленька прихватывает вирус именно тогда, когда у меня ответственный педсовет, когда всесоюзная контрольная?

Это дети, Юленька. Их или не рожать, или быть к этому готовыми. Смотри: я всё запланировала. Будет клоун, – голос лязгнул отработанным учительским металлом, – потому что мультики вредно. Но я на всякий случай заказала и проектор. Вот меню. Понимаешь, – сказала она, увидев, как расширяются глаза дочки при виде цифр, – я не вечная. Кто знает, когда мне ещё придётся вот так посидеть с друзьями. Я хочу сделать фото… много фото. На память. Тебе, потому что меня может очень быстро не стать. Знаешь, как бывает. Вспомни Валентину Семёновну. И уж точно мы никогда не будем праздновать мой ЮБИЛЕЙ (это слово было выделено) в таком чудесном месте.