* * *

Другой, более сложный тип наваждения – наш отказ от полноты жизни, нежелание высвечивать себя.

Вводя понятие индивидуации, Юнг не имел ввиду нарциссическое самопотакание, скорее, нечто противоположное. Индивидуация требует смирения. Она призывает нас предстать обнаженными перед дарами жизни, высветиться и сделать свой личный неповторимый вклад в общую картину. Со стороны такой призыв кажется разумным и вполне выполнимым, однако на практике мы пугаемся. Ведь наше благополучие всегда основывалось на способности подстраиваться, адаптироваться, идти на компромисс. Индивидуация же призывает нас совсем к иному. Не в том смысле, в каком подростки не хотят походить на родителей и смиряться с социальными стереотипами (стоит отметить, что избираемая ими в этом случае контркультура по-своему не менее стереотипична). Смысл иной: мы не должны бояться быть собой, даже если это не укладывается в представления других, каким-либо образом угрожает их ценностям. Действительно, кто пойдет на такой риск?

В этой связи мне в голову приходят два примера из литературы. Первый пример – рассказ Делмора Шварца, названием которого стала строка из стихотворения У. Б. Йейтса «Из грез рождаются долги»[87]. Молодой человек идет в ближайший кинотеатр. Там идет какая-то старомодная мелодрама. Постепенно ему начинает казаться, что героев фильма он где-то когда-то видел… Он наблюдает за знакомством, историей любви и браком своих родителей! А потом появляется и он сам! Дальше смотреть фильм молодой человек уже не хочет и в страхе кричит, умаляя остановить кино. Другими словами, он хочет сбежать от данной ему родителями жизни, которая есть одновременно и дар, и бремя. Затем он просыпается на заре своего двадцать первого дня рождения и решает, что все это было сном, дурным сном. Строка из Йейтса, взятая Шварцем в качестве заголовка, подсказывает нам, что источником сновидения была Самость, глубинная органическая мудрость психики, которая постоянно призывает нас. Молодой человек, уже пересекший черту совершеннолетия, убегает от дара жизни, пасует перед ее вызовом и, таким образом, отрекается от индивидуации.

Другой пример (с другим исходом) – стихотворение Шэрон Олдс «Я возвращаюсь в май тридцать седьмого». Она тоже наблюдает за знакомством, встречами своих родителей – все планомерно идет к ее зачатию и рождению. И она тоже как бы хочет прокричать: «Остановитесь! Ведь вы причините много боли и себе, и своим детям!». Но в отличие от героя рассказа Шварца, который категорично требует остановить фильм, поэтесса все-таки принимает неизбежное и произносит: «Делайте, что надумали, а я вам расскажу, что получилось»[88]. Возможно, ужасные переживания, которые она описывает во всех своих стихотворениях, отвлекали ее от «нормального» хода событий, возможно, ее призвание заниматься поэзией было связано с неудачным браком. В своей знаменитой элегии «Памяти У. Б. Йейтса» У. Х. Оден написал: «Его безумная Ирландия стихами заразила»[89]. Возможно, родители Шэрон тоже «заразили ее стихами», хотя ее призванием была карьера певицы кантри или дальнобойшицы, или балерины – кто знает? Но, несомненно, в том, что она стала поэтессой, есть глубокий смысл и даже польза, она стала летописцем истории свой семьи. Ее индивидуация проходила под знаменем принесения в жертву желаний Эго, а музыка, исходящая из нее, на самом деле каждый раз выдергивалась из огненной ямы ее семейного Аида.

Многие из нас так часто терпят неудачу, пытаясь сделать шаг к своей душе. И эти неудачи вполне естественны. Необходимая адаптация к условиям жизни, начинающаяся с внутрисемейной динамики, вынуждает ребенка быстро забыть о своих естественных инстинктах. Но эти порывы всегда остаются в бессознательном. Бессознательное ничего не забывает. Обломки наших жизней порой неожиданно всплывают на поверхность, напоминая о давно забытых чувствах и переживаниях, людях, былых надеждах – всем том, что давно было вытеснено из сферы сознания. Но психика все помнит, и то, что было забыто, всплывет в форме психопатологии. Психопатология в дословном переводе с греческого означает примерно «выражение страдания души». От чего душе страдать, если у нее не будет своей воли, своих желаний, своих планов, которые срываются судьбой, крушением надежд и ожиданий, результатами тех решений, что мы принимаем, будучи одержимы комплексами.

Сильнейшее наше наваждение – утрата связи с душой, с исконным модусом бытия, за которую приходится слишком дорого платить, примерно с возраста двух лет. Мы начинаем встраиваться в окружающий нас мир, превращаемся в хамелеонов, которые выкрашивают себя под цвет вечно меняющейся среды. Среди многих «жителей» нашей психической жизни есть некий предатель, который готов поступиться принципами ради приспособления, ради признания, похвалы и ослабления внешнего давления. Как писал поэт А. Э. Хаусман, «Я незнакомец, я испуган // Ведь мир не мною сотворен»[90]. Адаптация защищает, она зачастую необходима, но надо помнить, что она всегда урезает планы и устремления нашей души.

В моменты страха и тревоги мы перестаем участвовать в этом пособничестве. Стать личностью – неимоверно трудно, но этот проект напрямую не связан с подстраиванием, с желанием Эго избегать любых конфликтов, даже если Эго сознательно восхищается историческими личностями, приносящими в жертву императивы адаптации.

Кажется, Юнг прав, когда утверждает, что задачи индивидуации аналогичны тому, что наши предки называли божественным призванием – ответом на призыв Бога. Мы вынуждены служить тому, что толкает нас за пределы удобного и уместного. И в итоге наша жизнь становится полнее, эта диалектика дает нам новые возможности и обогащает нас. «Личность – результат наивысшей жизненной стойкости, абсолютного принятия индивидуального сущего и максимально успешного приспособления к общезначимому при величайшей свободе выбора»[91]. Заметим, что Юнг проводит различие между адаптацией Эго, приводящей к признанию со стороны других, и адаптацией как природной задачей, которая подразумевает принесение в жертву интересов Эго ради чего-то более значимого. Иисус, один из тех, кто призывал нас принести в жертву интересы Эго, говорил: «…не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк 22:42). Сравним с фразой Данте «в его воле наш мир». Речь идет о чем-то большем, чем желания и удобства, за которые торгуется Эго. Но бегство от индивидуации еще хуже. Ведь мы остаемся со всеми своими страхами, самоуничижением, продолжаем надеяться и разочаровываться, ошибаться, разувериваться. Остаться в этих застенках – значит снова и снова упираться в наше неподлинное, ложное «Я», а это и есть ад. Во всех великих трагедиях есть эта мысль: покуда мы будем пытаться охватить всю картину целиком, наделяя себя божественными атрибутам, боги буду спускать нас на землю, в этот дольний мир. Если же мы будем вглядываться в тайну природы, друг в друга, то неизбежно вырастим и в награду получим ощущение полноты и целостности нашего пути.