В любовной и счастливой семье воспитывается человек с неповрежденным душевным организмом, который сам способен органически любить, органически строить и органически воспитывать. Детство есть счастливейшее время жизни: время органической непосредственности; время уже начавшегося и еще предвкушаемого «большого» счастья; время, когда все прозаические «проблемы» безмолвствуют, а все поэтические проблемы зовут и обещают; время повышенной доверчивости и обостренной впечатлительности; время ласковой улыбки и бескорыстного доброжелательства. Чем любовнее и счастливее была родительская семья, тем больше этих свойств и способностей сохранится в человеке, тем больше такой детскости он внесет в свою взрослую жизнь; а это значит — тем неповрежденнее останется его душевный организм. Тем естественнее, богаче и творчески продуктивнее расцветет его личность в лоне родного народа.

И вот главным условием такой семейной жизни является способность родителей ко взаимной духовной любви. Ибо счастье дается только любовью долгого и глубокого дыхания; а такая любовь возможна только в духе и через дух.

Все то, что мы доселе установили о духовно здоровой семье, как бы предрешает вопрос об основных задачах воспитания.

Можно было бы просто сказать, что все воспитание ребенка или, во всяком случае, его основная задача заключается в том, чтобы привести его ко всем сферам духовного опыта; чтобы его духовное око открылось на все значительное и священное в жизни; чтобы его сердце, столь нежное и восприимчивое, научилось отзываться на всякое явление Божественного в мире и в людях.

Надо как бы повести или сводить душу ребенка во все «места», где можно найти и пережить нечто божественное; постепенно все должно стать ей доступным, — и природа во всей ее красоте, в ее величии и таинственной внутренней целесообразности; и та чудесная глубина, и та благородная радость, которую дает нам истинное искусство; неподдельное сочувствие всему страдающему; и действенная любовь к ближнему; и блаженная сила совестного акта; и мужество национального героя; и творческая жизнь национального гения, с его одинокой борьбой и жертвенной ответственностью; и главное: непосредственное молитвенное обращение к Богу, который и слышит, и любит, и помогает. Надо, чтобы ребенок получил доступ всюду, где Дух Божий дышит, зовет и раскрывается, — как в самом человеке, так и в окружающем его мире…

Душа ребенка должна научиться воспринимать сквозь весь земной шум и сквозь всю неиссякающую пошлость повседневной жизни — священные следы и таинственные уроки Всевышнего; воспринимать их и следовать им; чтобы, внемля им, всю жизнь «обновляться духом ума своего» (Ефес. 4. 23).

Подобно тому, как однажды выразился Лафатер: «Внимай тихому гласу вещающего в тебе Господа»… Чтобы ребенок, возрастая и входя в пору зрелости, привык в лоне семьи; и заменить семью в этом деле ничто не может: ибо только в семье природа дарует необходимую для воспитания любовь, и притом с такою щедростью, как нигде более. Никакие «детские сады», «детские дома», «приюты» и тому подобные фальшивые замены-семьи никогда не дадут ребенку самого необходимого: ибо главной силой воспитания является то взаимное чувство личной незаменимости, которое связывает родителей с ребенком и ребенка с родителями связью единственной в своем роде — таинственной связью кровной любви.

В семье и только в семье ребенок чувствует себя единственным и незаменимым, выстраданным и неотрывным, кровью от крови и костью от кости — существом, возникшим в сокровенной совместимости двух других существ и обязанным им своей жизнью; личностью, раз навсегда принятою и милою во всем ее телесном-душевном-духовном своеобразии. Это не может быть ничем заменено; и как бы трогательно ни воспитывался иной приемыш, он всегда будет вздыхать про себя о своем кровном отце и о своей кровной матери…

Именно семья дарит человеку два священных первообраза, которые он носит в себе всю жизнь, и в живом отношении к которым растет его душа и крепнет его дух: первообраз чистой матери, несущей любовь, милость и защиту; и первообраз благого отца, дарующего питание, справедливость и разумение. Горе человеку, у которого в душе нет места для этих зиждительных и ведущих первообразов, этих живых символов и в то же время творческих источников духовной любви и духовной веры! Ибо подлинные силы его души, не пробужденные и не взлелеянные этими благими, ангелоподобными образами, могут остаться в пожизненной скованности и мертвости.

Суровой и мрачной стала бы судьба человечества, если бы однажды в душах людей до конца иссякли эти священные источники. Тогда жизнь превратилась бы в пустыню, деяния людей стали бы злодеяниями, а культура погибла бы в океане нового варварства.

Теперь спрашиваешь себя — не тщетны ли были эти старания? Ведь все эти высокие гармонические мысли и чувствования оказались зверски истреблены наступившим XX веком — не так ли?

Не так.

Советская цивилизация не отвергала гуманизма — она и была гуманистической в том смысле, в котором счастье большинства есть высшее человеческое благо. Большинству создавали условия для того, чтобы оно плодилось и размножалось. И несмотря на войны и террор, советская цивилизация успешно боролась с внешними и внутренними угрозами до тех самых пор, пока могла. Ее агрессивность по отношению к миру (все-таки первые в мире) погребла ее под самой собой. Она обрушилась под гнетом внутренней усталости от самой себя.

И как нельзя лучше ее краткий семидесятилетний век характеризует сложнейшая эволюция брачных отношений — от провозглашения промискуитета до жесткого, почти религиозного закрепления одного мужчины за единственной женщиной.

Все изменила революция: и брак, и семью, и экономику домохозяйств, и самый фон русской жизни. Не только русской! Народы России и СССР испытали глубочайшее влияние советского брачного права: традиции мусульманские, например, отступили так далеко, что теперь целые штаты мулл вынуждены объяснять изначальный смысл исламского брака гражданам, еще 20 лет назад бывшим добрыми советскими обывателями.

Советское государство начало активно вытеснять церковь из брачных процессов и в конце концов вытеснило ее совсем.

Уже 18 декабря 1917 года, через пару недель после знаменитых первых советских декретов о мире и о земле, выходит декрет «О гражданском браке, детях и о введении книг актов гражданского состоятся», в котором гражданский брак, заключенный в государственных органах, объявляется единственной формой брака.

Победа была полной. Всеобщее юридическое правило отсутствия у закона обратной силы милостиво оставило в силе церковные браки, заключенные до выхода декрета: переоформлять их в госорганах было не нужно.

Брачный возраст оставили без изменений: с 16 лет — женщины, с 18 — мужчины.

«Кожаные куртки» сохранили также петровский принцип взаимного согласия на брак.

Душевнобольных, во избежание рождения неполноценного потомства, точно так же, как при Петре, женить отказывались. Запрещался и брак между родными братьями и сестрами, а также между лицами, уже находящимися в брачных отношениях.