Корвену ничего не оставалось, кроме как принять указание.

— Хорошо, моя королева, я всё сделаю. Вы хотите, чтобы всё прошло, как и на вашей свадьбе? Пышно, чтобы горожане рассказывали о пиршестве своим детям и внукам?

— Лучше, — ответила королева. — Мне нужно, чтобы имя моей дочери звучало на каждом углу: от замка — до Ворот Мира, от площади Агерат — до Кроличьего тупика. Чтобы гости разнесли вести о свадьбе в родные края. Но я не говорю о растрате казны — едва ли в нынешнее время это добавит королю уважения.

— Вы хотите организовать торжество, не тратя денег?

— Так хочет Вечера. Если я хорошо знаю свою дочь, то она уже придумала, как это сделать. От нас же будет зависеть только комфорт высоких гостей. И если вкусы и предпочтения графов Ангенора нам известны, то, что считает комфортом касарийский самрат, для нас настоящая загадка. Какие они, эти касарийцы, Корвен? Я слышала, те семеро, что служат нам в Столпах, не забыли свои нравы и обычаи?

— Никак нет, моя королева. Они всё так же грубы и предпочитают спать на полу с сеном вместо подстилки и камнем вместо подушки. И, как все касарийцы, проводят в молитвах одну пятую своего дня. Едят руками мясо с кровью и запивают только северным вином. Брань — их родное наречие, а пташки из Миртовых домов — любимая забава.

— Значит, корона должна поставить Тонгейру миртовых девок, если так пожелает великий самрат? — Королеве не нравилась эта идея.

— Тонгейр — единственный из самратов, который женился по любви, но, насколько мне известно, верность Меганире не является его сильной стороной. Если вы распорядитесь, я доставлю ему миртовых красавиц тем способом, который не бросит тень на альмандиновую корону.

— И распорядитесь выделить для самрата лучшие покои.

— Распоряжусь приготовить покои в западном крыле. Из окон восточного видна площадь, а окна западного выходят на часовню.

— Думаю, так будет лучше. Несмотря на нравы касарийцев и характер самрата, его жене едва ли придутся по душе полуденные жертвоприношения.

— Вы как никогда правы, моя королева. Кто будет ещё из гостей?

— Родители, граф Алого утёса, граф южных земель, графы Ревущего холма, Полулунной башни, Старого двора.

— Я распоряжусь, чтобы вашу сестру и графа Монтонари разместили ближе к вашим покоям. А графиня Шеноя и постул Эвдона? Они уже дали ответ на приглашение?

— К сожалению, да, — тяжело вздохнула королева. — Виттория-Лара и Пелегр отказали. Наш король первым делом отправил им приглашения, но они сослались на благовидные причины: здоровье, дела — и отказали. Они этого не написали, но они нас осуждают. Забавно, верно? Особенно осуждение эвдонцев. Касарийцы же молчат.

— Но… — замялся камергер, — вы только что сказали, что они будут.

— Возможно. Для этого и нужно приготовить покои для них и их приближённых.

— То есть они могут не прибыть ко двору?

— Молю Бога, чтобы этого не произошло. Брак дочери устраивается именно для них, и, если самрат проигнорирует приглашение, это будет значить, что король не получит от него даже возможности попросить о помощи на северных границах.

— Полагаю, это не сулит нам ничего хорошего.

— Это будет катастрофа.

— Неужели на границе всё так плохо?

Королева молча кивнула.

— Жена Гарая уже родила? — неожиданно спросила она.

— Пока нет, но сын говорит, что Аннит разродится со дня на день.

— Если Теабран осадит город, Осе прикажет брать в армию всех без разбора. Даже если у мужчины только что родился ребёнок. Я скажу, когда им следует покинуть город.

Эти слова Суаве морозом скользнули по затылку камергера.

— Гарай не согласится. Он будет защищать город, как и остальные. Это его долг.

— Он не воин, а лекарь. Скажи ему — это приказ королевы.

Страшная картина возможного будущего представилась взору мужчины, и он мотнул головой, отгоняя её, как злую осу.

— Неужели у Теабрана всё-таки есть возможность дойти до Паденброга?

— Никто не предъявит свои права на престол, не имея за плечами воинов, чтобы в случае отказа добиваться власти с помощью клинков и стрел. Ангенор ждут тяжёлые времена, мой друг.

— Моя королева, — с отеческой интонацией в голосе откликнулся Корвен, — я уверен, всё обойдётся. В стенах Паденброга содержится сила, которая способна противостоять самозванцу.

— С каждым годом Королевских кирасиров становится всё меньше, — холодно отрезала королева, — регулярной армии почти нет. Если Шеной решит отделиться от Кантамбрии окончательно, Чернильная Рука будет вынужден перекинуть свои войска туда. А ты же знаешь — он портит всё, к чему прикасается. А эвдонцы, — она усмехнулась, — они хорошие охотники, но не воины. С кантамбрийцами и кирасирами им не тягаться. Остаются только орудия. Я боюсь, что перед Теабраном все наши старания окажутся тщетными.

— Но наша армия сильна, моя королева, — возразил Хранитель ключей. — Покойный король Эдгар с армией в два раза меньшей отбивал легионы противника…

— И умер от крошечной раны.

Корвену стало неудобно за свой пример воинской доблести и отваги.

— Всего одна рана отравленной стрелой, и погибла целая эпоха, — вздохнула Суаве. — Кантамбрия разваливается, Мраморная долина ведёт себя всё более обособленно, Север полностью потерян, граф Озерного замка поддерживает Теабрана — королевство умирает в руках Осе.

— Значит, вы всё же считаете, что город падёт?

— Если нам не помогут касарийцы. Иначе зачем это всё? Король сколько угодно может тешить себя мыслью, что у нас есть кирасиры с их легендарной военной подготовкой и отряды с юга, люди Влахоса, но всего этого мало. Касарийцы — наше спасение. Я молю Бога, чтобы я ошибалась.

Данка пришла в покои Суаве сразу, как только Корвен сказал, что её зовёт королева.

— Вы меня звали? — спросила она, скромно встав у двери.

— Да, проходи, — сказала Суаве и жестом пригласила девушку внутрь. Та медлила. — Ну же, не стесняйся.

Данка сделала робкий шаг вперёд.

— Простите.

— Не стоит. Присаживайся.

Данка побаивалась, что она не имеет права сидеть в присутствии королевы Ангенора, но в глазах женщины напротив не было желания унизить, только грусть и доброта. Данка прошла к резному письменному столу и села на краешек стула.

— Хочешь вина? — спросила Суаве.

— Нет, спасибо, — скромно отказалась девушка, но Суаве мягко настояла:

— Будет тебе, Данка, отведай вместе со мной всего один бокал. Я не люблю пить одна. Пусть от южного вина сложно опьянеть, но я чувствую себя от этого неуютно.

— Спасибо, — больше из вежливости согласилась девушка и уже встала, чтобы разлить вино по бокалам, как королева жестом указала ей сесть на место.