глубине души понимая, что говорить все же придется. Такие ребята умеют задавать вопросы так, что без ответа их оставить невозможно.

— Мы действительно хотим помочь, — вступил в разговор Натаниэль. — Корона никогда не объявляла оборотней вне закона. Ликантропия — признанная болезнь. От нее существуют лекарства…

— Где они существуют? — прорычал в ответ Дитрих, начиная заводиться. — В ваших чистеньких городах? Для богатеньких господ? Мне было пятнадцать, когда меня покусал волк. Так, забавы ради. Знаете, что сделали деревенские, когда увидели раны? Бросили истекать кровью, надеясь, что сдохну и не вернусь в деревню!

— Но ты вернулся и порешил их всех? — как бы между делом заметил Джерард. — Я бы сделал именно так. Наверное…

Дитрих с сомнением глянул на Берта, но тот только пожал плечами. Натаниэль оставался невозмутимым.

— Издеваешься? — Дитрих смачно плюнул в землю и, развернувшись, зашагал в сторону дома.

— Нет, — догнал его спокойный, практически равнодушный голос Джерарда. — Мне было девять, когда мать умерла от обычной простуды, потому что никто из «добрых» соседей не согласился одолжить денег на лекарства. Она бы отработала. Шила она замечательно, только вот заболела… В тот же день хозяин жилья вышвырнул меня на улицу, как щенка, не дав проститься с мамой и забрать свои вещи. Я не знаю, где ее похоронили. Если бы в тот момент я стал оборотнем… Ты правда сомневаешься, что я порешил бы всех, кто хоть раз в жизни косо на меня посмотрел?

Дитрих остановился. Возможно, «волчье проклятье» — не самое страшное, что может случиться с человеком. Можно вот так запросто оттаскать за ухо нашкодившего мальца, а он вырастет некромантом, да и начнет припоминать былые обиды. Хотя не повезло парнишке, чего уж. От хорошей жизни в некроманты, видно, не идут.

— Я не порешил. В той деревне остались мать и сестра. Не мог я их так подставить. Сгинул и сгинул…

— Благородно… — вздохнул Натаниэль.

— Глупо, — скривился Джерард. — Думаешь, эти подлецы их потом не затравили? Ладно… давай о главном. Под благовидным предлогом вас заманили в деревню. В чем был подвох?

— Так поначалу никакого подвоха и не было. Мы мирно жили в деревне, защищенной со всех сторон магией, и никто, кроме обитателей, да еще тех, кто эту самую защиту наложил, не мог найти к нам дорогу. Сами же мы свободно ходили по лесу, охотились, даже начали небольшую торговлю с деревенскими. Братья из ордена особенно нам не докучали. Бывали проездом, наблюдали, расспрашивали. Постепенно они начали вести разговоры с молодежью о смысле жизни да о вере своей. Старики посмеивались, но ничего дурного в том не видели, — Дитрих запнулся: воспоминания давались ему с трудом.

— А как давно это было? — решил уточнить Натаниэль, успевший достать из голенища сапога маленький блокнот и кусочек грифеля.

— Больше пятидесяти лет назад, — ответил староста.

Натаниэль и Джерард переглянулись.

— Старик, а ты не путаешь? — недоверчиво переспросил некромант.

— Не путаю, — усмехнулся в ответ Дитрих. — Наша деревня еще самая молодая — близко к столице, поэтому была создана последней. У себя в горах братья начали собирать сторонников еще раньше.

Натаниэль уставился перед собой, судорожно соображая.

— Нет, они не кучка кровожадных фанатиков, — тихо проговорил он, обернувшись к Джерарду. — Тут налицо цели и четкий план достижения этих целей. План, растянутый на десятилетия вперед. Джед, что если публичная казнь сторонников с Магистром во главе — просто один из пунктов плана? Да и Магистра ли тогда поймали?

— Звучит невероятно, но в этом есть смысл, — почесал затылок белобрысый. — Массовые казни, подкрепленные ненавистью людей на площади. С таким запасом энергии не то, что проклятие состряпать, — Благую призвать можно. Знаешь, что? К демонам архивариуса! Надо возвращаться. А то, сдается мне, мы расслабились. «Праведный путь» с их рыцарями — цветочки по сравнению с армией нечисти! Особенно при том, что в Вансланде толковых некромантов практически не осталось. Так что, — он повернулся к Дитриху, — они заставили вашу молодежь уверовать в свое кровожадное божество?

— В кровь, — глухо ответил он. — Те, кто уходил с братьями, возвращались другими. Более сильными, выносливыми и менее… менее человечными. Монстрами без принципов, без жалости, без сострадания.

— Их заставляли охотиться? — догадался Натаниэль, переглянувшись с печальным Бертом.

— Скорее уничтожать следы охоты, — Дитрих скривился. — Для их ритуалов нужна только кровь. Еще кровь нужна на прокорм упырей. Много крови. Оставлять обескровленные тела — привлекать к себе лишнее внимание. Тут им и пригодились волки…

— Санитары леса, мать вашу, — Джерард злобно сверкнул глазами. — Небось и выискивали кого послабее: женщин да детей малолетних. Да вас за это…

В его ладони сам собою материализовался энергетический шар, который Натаниэль едва успел перехватить у самого носа Дитриха.

— Джед!

— И ведь жрали за милую душу, не отказывались, — продолжал негодовать некромант. — Твари! Шавки подзаборные!

— Заткнись, сопляк! — Дитрих резко вскочил, выпрямившись в полный рост, показывая, что, может быть, по человеческим меркам он уже и староват, но вот для волка вполне себе в силе, и оскорблять своих соплеменников пришлым чужакам не позволит. — Мы отказались…

Джерард замолчал, недоверчиво посмотрев на Берта.

— Мы не просто отказались, — пояснил Граубайн. — Когда старейшины узнали о происходящем… В деревне не осталось волков, знающих вкус человеческой плоти. Мы не звери!

— Вы их изгнали? — осторожно спросил Натаниэль.

— Изгнали, — утвердительно кивнул Берт. — Туда, откуда не возвращаются… Среди них был сын Дитриха.

Повисла неловкая пауза. Дитрих рассеянно посмотрел по сторонам, потер глаза, которые так некстати защипало и, кинув неприятным гостям: «Ну вас»”, медленно побрел домой.

— Эй, старик, — Джерард метнулся следом. — Прости, я погорячился. Были у меня клиенты как-то. Сынишку своего потеряли, лет семи. Думали, в лесу заплутал, просили проверить, жив ли. Оказалось — помер. Дух все плакал, маму звал, про большого волка говорил. Я тогда понять не мог — как так? Оборотни-то человечиной не промышляют, а обыкновенные волки такими большими не вырастают. А вон оно что… Прости…

Джерард неловко приобнял старосту, похлопав по плечу, но тот недовольно скинул ладонь:

— Еще лобызаться полезь! Я тебе не девица! Разобрались и ладно. Мальчишку своего я сам упустил да разбаловал. Мне и исправлять