Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С этим настроением Николай Михайлович пошёл в сберкассу, которая находилась по дороге на автобусную остановку в центр города, и открыл «срочный вклад», положив на него первую тысячу рублей.
«До контрадмирала дотяну и всё – баста!» – сообщил он жене в тот же вечер.
А до контрадмирала оставалось служить ещё семь лет. Но это, если хорошо служить.
Николай Михайлович напрасно беспокоился, что жена его Мариша будет продолжать «одаривать» своего брата из их семейного бюджета. Юру вместе с подельниками поймали во время одной из незамысловатых «постановок» мошенников в Ленинграде на Сенном рынке в конце сентября. Очень символично! Девять лет назад именно на этом же рынке он попался впервые и примерно за то же самое. По дороге в отделение Юра на ходу выпрыгнул из коляски милицейского мотоцикла и проходными дворами от погони ушёл. Пришёл на Дворцовую, но Марину не застал. Лариска в помощи отказала, предложив ему по-хорошему самому пойти в милицию и сдаться… Юра так же, как и в прошлый раз, попробовал убежать в Финляндию… Но через месяц его поймали и отдали под суд. Как и в первый раз, его защищал адвокат по имени Сурэн. Приговорили его, с учётом рецидива, к очередным семи годам заключения с отбыванием в колонии строгого режима в Коми АССР.
На тему подобных совпадений написано немало книг. В одной из них лентяй, прогульщик и пьяница по имени Петя устроился на работу в автомастерскую. Работал плохо, опаздывал, прогуливал. Нередко на работе пропускал стаканчик. Однажды после стаканчика Петя забыл завинтить пробку масляного картера. У автомобиля «накрылся» двигатель. На него наложили штраф, чтобы рассчитаться с клиентом. Но вместо того, чтобы добросовестно отработать штраф, Петя решил украсть деньги в кассе мастерской и попался. Его осудили.
Поскольку в сказках всё возможно, то и в этом рассказе к Пете, отсиживающему свой срок, пришёл добрый ангел и предложил тому вернуться в прошлое, чтобы исправить Главную ошибку своей жизни и потом прожить её иначе. Петя напряг свой недюженный ум и согласился вернуться в утро того дня, когда случилась беда с пробкой от масляного картера. Ум и нажитый с его помощью жизненный опыт подсказали Пете, что самая главная ошибка его жизни – это та незавёрнутая пробка. Он её немедленно завинтил. И только потом выпил, поменяв последовательность событий того злополучного дня. Но выпил много, потому что обрадовался чудесному освобождению. Захотелось ещё, а денег в кармане не оказалось. И тогда он взломал дверь в кассу автомастерской… Ангел усмехнулся и улетел.
У Юры тоже был свой ангел. Его ангелом была сестра Марина. Она пыталась предотвратить его первую «ходку». Помогала выжить в лагере. Встретила после отсидки и устроила на работу. Чтобы брату не пришлось ехать за сто первый километр, она нашла ему женщину, готовую его приютить. Надо было просто жить и работать. Или учиться. Тогда Марина помогла бы получить стипендию и сама дала бы денег. Его ангел хотел, чтобы Юра начал новую жизнь. Но тот решил, так же, как и Петя, просто поменять… Только не последовательность событий, а партнёров и… взломал дверь в кассу!
Когда Юра во второй раз пробирался к финской границе, он сбился с пути и попал не в Сортовалу, как планировал, а в Кондопогу. Обойдя лесом город с западной стороны, он вышел к небольшому озеру. На берегу стоял маленький деревянный домик, похожий на такие же финские домики, разбросанные по всей Карелии. На середине озера покачивалась лодочка. Двое в лодке, наверное, ловили рыбу. Голодный, он подкрался к домику и уже готов был влезть в окошко, когда в спину ему упёрлось что-то твёрдое и женский голос негромко сказал:
– Ты куда собрался?.. Повернись-ка, только медленно…
Юра повернулся и увидел крупную девушку на вид лет двадцати – двадцати двух с немного грубоватыми чертами лица. В руках она держала охотничье ружьё. По выражению лица девушки было понятно, что эта выстрелит не задумываясь. Он решил не делать резких движений, но вместо этого улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой и, в самом деле, быстро её «разоружил».
– Ты откуда и что здесь делаешь, белозубый? – спросила она, не сводя с Юры заинтересованного взгляда серых в крапинку чуть-чуть роскосых глаз. Он немного посомневался и решил: от того что он ей расскажет правду, хуже никому не станет.
Маршрут, который он выбрал для своего побега из страны, проходил по местам, заселённым ингерманландцами. На протяжении уже не первого десятилетия они страдали от всевозможных и порою, жестоких проявлений коммунистического режима. Их ссылали. Они возвращались, после чего их опять ссылали. В конце пятидесятых им разрешили вернуться на родную землю теперь уже на законных основаниях, но чувство благодарности за это ни у кого из них не вспыхнуло. Иначе говоря – не любили они советскую власть! Девушка, сейчас стоящая перед ним со старой берданкой наперевес, тоже была из семьи бывших ссыльных ингерманландцев, и в силу этого, сразу же начала сочувствовать Юре в полной мере. Она предложила ему спрятаться у них с дедом в их маленьком домике. Переждать, а там видно будет.
Юру это устроило, потому что, во-первых, Нина ему понравилась, а во-вторых, носила то же имя, что и его мама. Дед Нины против решения внучки не возражал, и перед Юрой открылась перспектива… Но перспективе не суждено было сбыться. Кто-то его всё-таки отследил и «настучал». Увернуться от погони он в этот раз не смог.
Поздней осенью шарахнуло так, что люди на земле подумали, что повсюду началось землетрясение. На самом деле – это разорвалась огромная водородная бомба, которую сделали мы! Теперь бойтесь нас, люди планеты! Приблизительно в это же время Марина обнаружила, что беременна, и от волнения начала задыхаться. С помощью эфедрина с приступами астмы она пока справлялась, но с каждым разом всё труднее и труднее. У Углова ей тоже посоветовали сменить климат на крымский, но разговаривать на эту тему с Колей стало невозможно. Он и слышать не хотел о смене места службы. Да и кто его отпустит с «Пурги»? А чем он будет командовать в Севастополе? Торпедным катером? Нет! – Это не вариант.
Весной с дипломом у Марины ничего не получилось, потому что мешал увеличивающийся на глазах живот, плохое настроение и астма, разыгравшаяся к лету не на шутку. Муж, видя её страдания, сам посоветовал лететь в Ленинград и рожать там под присмотром хороших и опытных врачей.
«Тебе надо заняться собой и своим здоровьем, – убеждал он жену. – Хватит в семье одного язвенника. Ты должна! быть здоровой, а то – как ты будешь рожать через три месяца? А я всё равно через месяц в док встану на профилактику. Пробуду во Владивостоке пару недель и к вам приеду. Ты сними дачу где-нибудь в Ольгино или в Лахте, чтобы быть недалеко от города. Вам с Володей там будет хорошо, а мне спокойно…».
Ленинград встретил белыми ночами и родной Невой. По вечерам сидя на балконе, Марина уже в который раз в своей жизни восхищалась прекрасными видами города: «Какой же ты всё-таки красивый, мой Ленинград! Напрасно называют тебя северной Венецией. Никакая ты не Венеция. Тебя не надо ни с кем сравнивать. Ты такой один, и никогда люди другого не построят. Разве что попытаются скопировать… Девчонки вон в белых выпускных платьях по набережной гуляют, цветы… Как давно это у меня было… Володе уже одиннадцать! Мне осенью тридцать один стукнет! Нет! – Это невозможно, это ужасно! Ещё девять лет и мне будет сорок – дряхлая старуха!».