К августу 1916 года унтер-офицер Георгий Жуков уже прекрасно владел конем, оружием и опытом подготовки бойцов. Юго-Западный фронт, два месяца боев, два Георгиевских креста за храбрость, тяжелая контузия, госпиталь в Харькове... В 1918-м подхватили Жукова вихри гражданской войны. Много было жестоких боев, не раз шашка да револьвер спасали жизнь конника, за 5 лет прошедшего путь от рядового бойца до командира кавалерийского полка.

Начальники ценили его энергию, требовательность, целеустремленность, но сам он чувствовал: не хватает знаний. Трудно восполнить их самому, даже если на сон оставлять всего три-четыре часа, и в 1924 году Жуков поступил в ленинградскую Высшую кавалерийскую школу.

Состав учебной группы был поистине звездным: К. К. Рокоссовский, И. X. Баграмян, А. И. Еременко. Молодые, полные энтузиазма, они жадно учились, приобщались к культурным сокровищам Ленинграда, занимались спортом и конечно же фехтованием. В лице элегантного, быстрого Рокоссовского Жуков нашел прекрасного партнера. Несмотря на разные характеры, они прониклись глубоким взаимным уважением и дружескими чувствами, которые пронесли через всю жизнь.

В 1929 году Рокоссовский принял 7-ю кавалерийскую дивизию, где одним из полков командовал Жуков, и вскоре вновь отправил его учиться — на этот раз в Москву, на Курсы усовершенствования высшего начальствующего состава. Жуков вернулся, обогащенный знанием последних достижений военной мысли, в том числе и новейшей теории «глубокой наступательной операции» В. К. Триандафиллова, горячим сторонником которой стал сразу же. Он принял бригаду и командовал ею более года, пока не получил приказ о назначении помощником инспектора кавалерии.

Страна между тем на глазах преображалась. Созданный в невиданно короткие сроки индустриальный комплекс начал обеспечивать Вооруженные силы новейшими образцами боевой техники. Менялся облик и армии, и кавалерии. Насыщенная танками, автоматическим оружием, средствами ПВО и подвижной артиллерией, она превратилась в качественно иной род войск, вполне отвечавший требованиям времени. Деятельность Жукова на новом посту была, по сути, научно-экспериментальной в русле последних требований военного дела.

Семен Михайлович Буденный, возглавлявший в ту пору инспекцию кавалерии РККА, отметил пытливость и дух новаторства, присущие его подчиненному, а потому, когда потребовался новый командир для 4-й кавалерийской дивизии, поиски нужной кандидатуры много времени не заняли. Два года спустя Буденный, проверяя дивизию, убедился в правильности своего выбора: соединение радовало боевой выучкой. А позже сам нарком обороны К. Е. Ворошилов с удовольствием наблюдал, как в четком взаимодействии всех родов войск части 4-й кавалерийской дивизии форсировали реку Березину.

Ворошилов тоже запомнил талантливого командира, и годом позже Жуков стал командиром 3-го кавалерийского корпуса, сменив арестованного по злому навету Рокоссовского. Потому не любил он вспоминать о нескольких месяцах, проведенных на этом посту, и с радостью воспринял приказ о переводе на другой, 6-й кавалерийский корпус, на базе которого отрабатывались крупные проблемные вопросы военного искусства, такие, как создание конно-механизированных армий. И хотя эти объединения так и не были созданы, многое из достигнутого тогда пригодилось через несколько лет.

Для того чтобы строить армию будущего, нужно было хорошо знать прошлое. Именно в этот период Жуков изучает огромное количество материала по истории войн, классические военные труды, мемуарную литературу» делает выводы о характере современной войны и операции, тут же проверяя их в ходе командно-штабных и войсковых учений. Не без сожаления расставался он с корпусом, уходя в 1938 году на должность заместителя командующего Белорусским военным округом.

Между тем портфель с доносами, собиравшимися на Жукова целых два года, был почти полон. Еще немного — и одним разоблаченным «врагом народа» будет меньше. К счастью, именно в те дни понадобился человек, способный переломить ситуацию в районе реки Халхин-Гол — там разгорался военный конфликт с Японией. Маршал Ворошилов вспомнил о Жукове.

Новый командующий, прибыв в район боев, действовал уверенно, словно привез с собой рецепт победы. Прежде всего — добиться господства в воздухе. Последняя декада июня 1939 года ознаменовалась настоящими сражениями между советской и японской авиацией, в которых иногда участвовало более 200 самолетов одновременно.

— Таких воздушных боев я даже во время Великой Отечественной войны не видел, — сказал однажды маршалу, вспоминая те дни, писатель Константин Симонов.

— Я тоже не видел, — ответил полководец.

В ночь на 3 июля японские войска скрытно переправились через реку Халхин-Гол и захватили гору Баин-Цаган с прилегающими окрестностями. Ответ был молниеносным и решительным: уже в 7 часов утра советские бомбардировщики обрабатывали позиции противника, а вскоре, проделав стремительный марш, для атаки с хода развернулась 11-я танковая бригада. Противник обладал тройным превосходством в артиллерии и 10-кратным (!) в пехоте. Но советский военачальник сделал ставку на количественно-качественное преимущество бронетанковых войск, руководимых старейшим танкистом России П. П. Полубояровым, и авиации под командованием прославленного летчика Я. В. Смушкевича.

К утру 5 июля упорное сопротивление японских войск было сломлено. Они начали поспешно отступать к переправе, но она была взорвана по распоряжению японского же командования, опасавшегося прорыва советских танков. Командующий 6-й японской армией покинул поле сражения еще накануне. Вот как описал его бегство не лишенный поэтического дара унтер-офицер Отани: «Луна освещает равнину, светло, как днем. Тихо и осторожно движется машина генерала Камацубара...»

Разгром был полным. Тысячи трупов людей и лошадей, множество раздавленных орудий, автомашин, обломки сбитых японских самолетов устилали пространство Баин-Цаганского побоища — так впоследствии назвал это сражение Жуков.

Однако биться пришлось не только с противником. Заместитель наркома обороны Г. И. Кулик и командующий Дальневосточным фронтом Г. М. Штерн пытались вмешиваться в руководство войсками, но Жуков резко отверг их советы: если уж отвечать головой, так за решения, принятые самим. Риск был велик. И Штерн, и Кулик занимали более высокое положение и не простили бы дерзости. Но Георгий Константинович был уверен в победе, а победителей не судят.

Между тем противник продолжал удерживать восточный берег реки. Жуков, мастерски осуществив целый комплекс дезинформационных мероприятий, в глубокой тайне готовил наступательную операцию. Японские генералы, сами умеющие добиваться внезапности, на этот раз оказались застигнутыми врасплох.

Утром 20 августа 1939 года советская артиллерия открыла ураганный огонь, а чуть позже к позициям противника двинулась воздушная армада из 250 самолетов. Успешно начатое наступление шло точно по плану. К исходу 26 августа вся японская 6-я армия, вторгшаяся на территорию Монголии, была окружена и спустя четыре дня уничтожена.

Такого разгрома японские генералы не знали. Они были в шоке, ибо все еще жили воспоминаниями о войне 1904-1905 годов. Теперь даже самым упрямым стало ясно: с новой Россией шутки плохи. Японское правительство отложило мысль об агрессии против Советского Союза и обратило взор в сторону Тихого океана...