— Ничего таинственного тут нет. Я нисколько не сомневался, что вы проигнорируете мое предостережение, и стал за вами следить. Увидев, что вы берете лодку в доках, я тут же вычислил ваш маршрут. Но теперь расскажите мне все подробно. Если судить по тому, как вытянулись у вас лица, когда вы меня увидели, вы явно намеревались что-то утаить.

Видаль-Пеликорн испугался, что вопрос застигнет Альдо врасплох, и счел нужным прийти ему на помощь.

— Зачем так плохо о нас думать? Признаюсь, что мы и до сих пор находимся под впечатлением того, что нам удалось обнаружить, и вопрос о том, стоит ли предупреждать полицию, требовал обдумывания из-за тех последствий, которые повлечет это решение для самых разных людей…

— Гм! Вы выражаетесь не слишком понятно, господин…

Видаль-Пеликорн? Я правильно произношу ваше имя?

Произношение было просто ужасающим, но Адальбер давно привык, что и по-французски, и по-английски его редко называют правильно.

— Почти правильно! Просто изумительно, что вы сумели его запомнить.

— Так я слушаю вас, князь!

Альдо, успевший за это время собраться с мыслями, принялся пересказывать разговор Ян Чанга с дамой, лица которой они, естественно, увидеть не могли. Что же касается голоса, то голос молодой и приятный и принадлежит, безусловно, женщине из культурной среды. Тут Уоррен прервал его:

— Не водите меня за нос! Я уверен, что вы узнали ее. Не ошибаюсь ли я, полагая, что речь идет о леди Килренен?

Ошеломление Морозини было тем сильнее, что он до сих пор не мог свыкнуться с мыслью, что дорогое ему имя принадлежит новой владелице. Ошеломлен был и Адальбер, глаза его округлились, и он даже не пытался скрыть своего удивления.

— Вы знаете?..

— Что она время от времени посещает Нэрроу-стрит?

Естественно, знаю. Видите ли, люди из высшего общества достаточно часто посещают заведение Ян Чанга, но в основном это мужчины. С тех пор, как его стала посещать женщина и к тому же в одиночестве, мы установили за ней особое наблюдение.

— Ну и каков результат? Несколько дней назад на нее было совершено нападение…

— Совершенно верно, — согласился Уоррен без малейшего замешательства, — но к ней на помощь так быстро подоспели два джентльмена, что полиции не было ни малейшей необходимости вмешиваться. А теперь советую вам поменять свою тактику и продолжить рассказ. Надеюсь, он будет более откровенным!

— В конце концов, — признал Адальбер, — нам все равно пришлось бы именно так и поступить…

На этот раз отчет был полным, и хозяин кабинета ни разу не перебил рассказчика. Альдо пытался угадать по выражению лица Уоррена, какое впечатление производят на него его слова, но тщетно: неподвижное лицо шефа полиции казалось высеченным из гранита.

— Отлично! — заключил он, когда Альдо наконец закончил. — Не знаю, кого мне больше благодарить — вас или счастливый случай, но не могу отрицать, что вы предоставили в распоряжение следствия необыкновенно важные сведения.

А теперь скажите, почему вы сомневались, стоит ли сообщать мне все это?

— Из опасения, что леди Фэррэлс потеряет защитника, в котором так нуждается. А это неизбежно произойдет, если действия Мэри Сент-Элбенс вовлекут ее супруга в скандал, бросив тень на его репутацию.

— Скандал произойдет только в том случае, если я немедленно возьму под стражу нашу очаровательную и предприимчивую графиню, но я не только не собираюсь делать этого, но даже и не имею на то права.

— Как это не имеете права? Я только что сообщил вам, что она соучастница одного убийства и готова содействовать второму. Вам этого недостаточно? — возмущенно воскликнул Морозини.

— Нет! Мне этого недостаточно! В настоящий момент я даже не могу сослаться на ваши слова: вы слышали какой-то разговор, и ничего больше. Для любого суда этих оснований недостаточно. Тем более что оба вы иностранцы. Для обвинения мне нужны солидные улики, а они у меня появятся, если только я дам возможность леди Килренен продолжить задуманное дело. Если ей суждено быть арестованной, то произойдет это в Экстоне, когда ее поймают с поличным.

— Если суждено быть арестованной? — вскричал Альдо, которому очень не понравился намек на то, что британский суд не примет во внимание свидетельства иностранцев. — Можно подумать, вы в этом не уверены! Может быть, вы даже намерены пощадить леди Мэри, хотя ни секунды не колебались, когда отправляли в тюрьму леди Фэррэлс по одному только обвинению… правда, британского подданного?

Ладонь Уоррена с такой силой опустилась на стол, что лежавшие на нем папки подпрыгнули.

— Никто не смеет указывать мне, в чем состоит мой долг, господин Морозини! Виновный есть виновный, каков бы ни был его титул! Но до тех пор, пока я не буду убежден в своем праве предъявлять обвинение и не обеспечу себе тылов, я поостерегусь посягать на супругу пэра Англии и буду действовать с удвоенной осторожностью, поскольку приближаюсь к королевскому окружению. Не забывайте, что Сент-Элбенсы — близкие друзья принца Уэльского!

— Ага! Вот вы и проговорились, господин шеф полиции!

Люди из Букингемского дворца, вот в чем все дело! Но послушайте теперь меня! Мы вам все рассказали, и мне надоело служить вам подопытным кроликом… с которым вдобавок плохо обращаются. С вашего позволения, я отправляюсь спать.

Разбирайтесь сами с вашими Сент-Элбенсами, китайцами, алмазами и вашей королевской семьей! Спасибо за грог! Ты идешь, Адальбер?

И, не дав своему сопернику вымолвить ни слова, Альдо вылетел из кабинета. Видаль-Пеликорн едва успел удержать дверь, иначе она с треском захлопнулась бы у него перед носом. Адальбер счел необходимым пробормотать какие-то туманные извинения сидевшему неподвижно птеродактилю, который словно бы только что вышел из рук таксидермиста.

Затем Адальбер бросился вслед за другом, но возмущенный Альдо припустил с такой скоростью, что нагнать его удалось только на улице.

Морозини пребывал в такой ярости, что Адальбер счел за лучшее сначала усадить его в такси, а уж затем попытаться успокоить. Что оказалось совсем нелегко: кипя от негодования, Альдо со свойственным итальянцам темпераментом прохаживался в самых сочных выражениях по поводу сомнительной истории зачатия и рождения всех англичан вместе взятых и шефа полиции Уоррена — особо.

Наконец Альдо остановился, собираясь перевести дух, и тогда Адальбер, терпеливо дожидавшийся конца бури, ласково спросил:

— Ты закончил?

— Ничего подобного! Я могу до утра это повторять! Нет!

Это просто бесчестно, это отвратительно, это мерзко…

Он уже снова набирал обороты, но Видаль-Пеликорн заставил его замолчать, грубо прикрикнув:

— Это совершенно нормально, тупой и упрямый итальянский мул! Этот человек — полицейский и вдобавок высокого ранга. Он служит своей стране и должен уважать ее законы.