Две тысячи химических снарядов завершили расправу с деревенскими мужиками. Новоявленный Навохудоносор оставил для истории приказ о травле восставших крестьян. В нем со знанием дела указывалось, как рассчитывать облако удушливых газов — чтобы уничтожать все живое. Инспектору артиллерии предписывалось немедленно подавать на места «потребное количество баллонов с ядовитыми газами и нужных специалистов». Полководец Тухачевский был строг с войсками и в том приказе подчеркивал: «Начальникам боевых участков настойчиво и энергично выполнять настоящий приказ».

Они так и действовали. Только в районе села Пахотный Угол от ядовитых газов погибло 7 тысяч человек. Крестьяне-заложники две недели закапывали трупы своих родных и близких. После этого их расстреляли и закопали в общей могиле…

Пишу вот и никак не возьму в толк — как можно было всю эту расчетливую жестокость карьериста, шагающего по трупам доведенных до отчаяния людей — кронштадтских ли матросов, тамбовских ли крестьян, — сравнить с воинской доблестью, мужеством и благородством, русского солдата Александра Суворова!.. Сам ли Сан Саныч додумал или, ушедший в лучшие миры, его соавтор Галлай надоумил, но ведь поднялась рука оправдывать одного из «виднейших наших военачальников». Вот пишут: «Если осуждать за выполнение своего воинского долга в этих операциях Тухачевского, то логично было бы осудить и Суворова…» Да о таком не то, чтобы писать, а и думать-то стыдно!

Операции Тухачевского… Что это? Единожды собрался барин в поход за мировой революцией: «Даешь Варшаву! Даешь Берлин!» — и поляки так лихо ему поджопник дали, что и сейчас лучше бы не вспоминать. 66 000 русских жизней остались в чужой земле. 330 орудий, 1000 пулеметов взяли себе трофеями братья-славяне. Вот и все Канны да Ватерлоо «одного из виднейших»…

Честно скажу, неловко даже приводить здесь, для сравнения, что ли, — да сравнимы ли величины! — факты из жизни Александра Васильевича Суворова. Похоже, его тезка, в молодости увлеченный авиацией и поднаторевший на «штопорах» в небе, не слишком-то силен в истории Российского государства. Так, хотя бы бегло, напомню несколько цифр из биографии — вот здесь, именно нашего! — великого полководца, чье имя поистине национальное достояние русского народа.

Одиннадцатилетним мальчиком Суворов был записан в лейб-гвардии Семеновский полк солдатом-мушкетером. Первый офицерский чин он получил только в 25 лет. В мировой истории войн это единственный пример карьеры от солдата до генералиссимуса.

Шесть крупнейших войн, шестьдесят три сражения — и все с победами, ни одного поражения! Итальянские и швейцарские походы, знаменитый переход через Альпы, почти все битвы — с численно превосходящим противником, после которых у ног Суворова легло 609 неприятельских знамен, его войсками захвачено 50 000 пленных, 2670 пушек, 107 судов…

Вот титулы Александра Васильевича Суворова: граф Рымникский, светлейший князь Италийский; граф Российской и Римской империй; генералиссимус российских морских и сухопутных войск; фельдмаршал австрийских и сардинских войск, Сардинского королевства гранд и принц. За тридцать лет службы Отечеству Суворов был шесть раз ранен и за боевые заслуги награжден высшими орденами России и прочих стран: святого апостола Андрея Первозванного; св. Георгия I, II и III степеней; св. Владимира I степени; св. Александра Невского; св. Анны I степени; св. Иоанна Иерусалимского; австрийским орденом Марии Терезии I степени; прусскими — Черного Орла, Красного Орла и «За достоинство»; сардинскими — Благовещения, святых Маврикия и Лазаря; баварскими — св. Губерта и Золотого Льва; французскими — Богородицы Кармельской и Св. Лазаря.

Сан Саныч видит логическую связь в выполнении «своего воинского долга» Тухачевским и Суворовым. По нему выходит так: если, мол, осуждать красного маршала, который расстреливал восставших кронштадтцев, душил ядовитыми газами обманутых обещанием мира, хлеба, воли и земли крестьян, бросал за колючую проволоку женщин, стариков и детей, то и Суворова можно судить за подавление польского восстания 1794 года…

Нет, штопор в небе, видно, не на пользу умственным занятиям. В штопор-то Сан Саныч вошел, да с выводом подзапутался. Не Суворов ли отмечен польским орденом Белого Орла? А св. Станислава? Не ему ли признательные поляки коленопреклоненно вручали свои шпаги, а Варшавский магистрат преподнес золотую табакерку с лаврами из бриллиантов и надписью на польском языке «Варшава своему избавителю, дня 4 ноября 1794»? Так Щербакову ли осуждать великого полководца!..

Тут пора, пожалуй, сказать, что отставной полковник А. А. Щербаков не однофамилец упомянутого выше первого зам. министра нынешней российской культуры, а его родной брат. Бывший министр от культуры шоумэн Швыдкой поразвлек «дорогих расеян» поисками среди них фашистов. Ну, а Константин Александрович, шагая в ногу со временем, похоже, насторожился еще раньше — когда на святой Руси выявилось, словами ветерана-фронтовика Михаила Лобанова, «русское направление».

То время отчетливо обозначил яркий публицист, один из стойких бойцов — защитников последней линии русской обороны Валерий Николаевич Ганичев. Вчитайтесь в откровенные, выстраданные строки его интервью: «Вместе с троцкизмом, реанимированным Хрущевым и затем продолженным отдельными партийными чиновниками и деятелями культуры, вместе с поднявшимися после так называемой «оттепели» антинациональными, антинародными, антигосударственными и неолиберальными тенденциями набирала силу и наша русская национальная мысль, наша русская национальная литература, — пишет Ганичев и перечисляет известные всем имена русских писателей и поэтов: — Во-первых, появились писатели фронтового поколения М. Алексеев, Ю. Бондарев, В. Астафьев… Затем все увереннее о себе заявляли Ф. Абрамов, Е. Носов, В. Солоухин, В. Белов, В. Распутин, появились и Н. Рубцов, и А. Прасолов, и А. Передреев, и Ст. Куняев, а позже и Ю. Кузнецов…

Наша национальная литература в лице самых совестливых, самых высоких и по таланту, и по духовной основе писателей начала по-русски осмыслять и минувшую войну, и текущую жизнь. Она впервые вполне осознанно в лице наших критиков и публицистов М. Лобанова, В. Чалмаева, О. Михайлова, П. Палиевского, А. Ланщикова, В. Кожинова, Ю. Селезнева, С. Семанова вступила в противостояние с растлевающим, предательским, больше всего ненавидящим именно Россию либерализмом…»

Замечу, это были бои далеко не местного значения. Когда лес принимались рубить чиновники из ЦК партии, летели не только щепки. Валерий Николаевич не случайно просит обратить внимание на работу тайного агента, будущего идеолога приснопамятной «перестройки»: «Перечитайте статью тогда еще скрытого, а затем и форсированного неолиберала со Старой площади А. Яковлева «Против антиисторизма», вспомните всю ту полемику, которую новые либералы вели с почвенническими и консервативными журналами «Молодая гвардия», «Наш современник», и сразу убедитесь, что никто из них не собирался оставлять в живых не только наше великое русское имя, но даже и память о нем.

Да и «оттепель» была по отношению к кому? К церкви? К крестьянам, у которых, чтобы они не ощущали себя собственниками, вырубались сады, которым был опять, как при военном коммунизме, возвращен продналог?