Позднее мы пошли гулять. Слушали хор ткачиков с ярким оперением, рассматривали иссиня-зеленого скарабея (навозного жука), который шел задом наперед, толкая задними лапками катышек навоза. Скарабеи откладывают яйца в свежий навоз и делают из него катышки, которые потом служат кормом личинкам. Наш жук сделал комок величиной с мячик. Он так торопился укатить его, что все время падал.

Потом мы увидели необычное скопление светлых термитов. Словно палочки сантиметровой длины, окружили они свою норку параллельными рядами. Мы решили, что это оборонительное построение. И не ошиблись. Вскоре показалась колонна злобных бродячих муравьев. Термиты грозно насторожились, и муравьи, хотя были вдвое крупнее их, отступили. Отставших термиты бомбардировали липкой жидкостью. Она, видимо, действовала на дыхательные органы. Пораженные ею, муравьи подергались и затихли. Мы внимательно разглядели одного термита и нашли у него между жвалами нечто вроде шприца, который разбрызгивал ядовитое вещество.

Вечером мы наблюдали своеобразное явление, которое иногда можно увидеть и в полупустынях Северной пограничной провинции. Когда на западе стали угасать лучи заходящего солнца, на востоке появилось их точное отражение, только немного смазанное.

Мы продолжали целыми днями искать львят и заметили, что мало-помалу в долину возвращаются животные. Среди них были три львицы с пятью детенышами. Мы встречали их очень часто, и вскоре они совсем привыкли к нам. Однажды львицы ушли охотиться на буйвола, оставив львят так близко от нашей машины, что мы, при желании, вполне могли бы их увезти.

Львы в мою палатку больше не заходили, но вообще их было в Серонере предостаточно. Как-то вечером бои показали мне чету, которая сидела под кустом метрах в семидесяти от лагеря. Они порычали немного, потом один встал, подошел к моей палатке и обнюхал ее. Я прикрикнула на него, и он затрусил прочь, но далеко не ушел. Посветив фонариком, мы увидели, как блестят его глаза.

Я очень люблю львов, однако в таких случаях предпочитаю, чтобы поблизости был Джордж. К нему по ночам наведывалась виверра. Ее привлекали крупные мотыльки, которых прозвали «виски». Они появляются на закате и облепляют все влажные стаканы и горлышки бутылок. У нас было не так уж много спиртного, и все же, едва смеркалось, к нам со всех сторон слетались целые рои этих мотыльков. Когда Джордж гасил лампу, виверра приходила за добычей. Мы были рады ей, зато нас вовсе не радовала гиена, которая поначалу таскала только мармелад, масло и печенье, а затем унесла наше самое дорогое лакомство — головку сыра в четыре килограмма и весь запас сосисок и бекона, присланных нам недавно.

Сколько Джордж ни гонял ее, она продолжала досаждать нам, пока прайд львов — штук шесть-восемь — не взял «шефство» над лагерем. Особенно часто навещали нас две львицы. Джордж светил на них фонариком, покрикивал, а они только моргали, продолжая рассматривать нас с расстояния шести-семи метров. Потом вместе со своими львятами они лакали из ведра грязную воду, приготовленную нами для мытья машины. Напьются и лягут вокруг лендровера у палатки Джорджа. Всю ночь он слышал их возню.

Выдалось несколько дней сносной погоды, потом опять хлынули ливни. Искать львят стоило только на возвышенных местах, и мы решили, пока еще все кругом не затопило, тщательно изучать район холмов. Ехать туда надо было через равнину, держась поближе к скалистым грядам.

Мы не очень-то надеялись на успех. В обширной области, где множество скал, лесов, урочищ, речек, проще простого проехать в нескольких метрах от крупного зверя и не заметить его. Сколько раз мы едва не наезжали на буйволов, которые валялись в грязи, скрытые высокой травой. Я с неизменной тревогой ждала исхода каждой такой встречи, но великаны не меньше нас опасались столкновения. Они поспешно вставали и уходили прочь, мотая огромными головами и оглядываясь, чтобы проверить, не преследуем ли мы их.

Земля совсем раскисла. Животным это не нравилось так же, как и нам. Мы убедились в этом однажды утром, когда увидели на дереве львицу с двумя львятами, которые забрались повыше в поисках сухого места. Только я вознамерилась сфотографировать их, как львята скатились вниз. Львица прыгнула следом и тут же увела их за собой на другое дерево. А подальше нас ожидало совсем забавное зрелище: сердитые цесарки гнали трех шакалов. Стоило шакалам обернуться, как птицы набрасывались на них и принимались клевать. Поджав хвосты, четвероногие добежали до надежного укрытия и немного погодя попытались перейти в контрнаступление, но цесарки были так воинственны, что шакалам все же пришлось отступить.

А дождь все лил и лил, и наша «подводная лодка» начала рассыпаться. Сперва вывалился центральный болт, за ним последовали другие, вышел из строя тормоз, стартер, глушитель. Но машина продолжала служить верой и правдой, пока наводнение опять не заперло нас в лагере. Да и тут ей нашлось применение — она стала спальней. Моя палатка протекала как сито, и вообще в машине я чувствовала себя как-то безопаснее. Совсем рядом с нашим лагерем обосновалась семья с пятью львятами. Однажды утром мы увидели их около убитой топи в каких-нибудь ста пятидесяти метрах от нас. В этот день мы ожидали к ужину директора гостиницы с женой. Я вышла им навстречу и, когда они подъехали, села к ним в машину. Мы тронулись к лагерю и на том самом месте, где я только что ждала гостей, увидели львиное семейство.

В нашем «заточении» с нами были ласточки. Чета красногузых второй раз попыталась обосноваться в моей палатке. Порхая у меня над головой, они прилежно лепили глину на кол. Но тут у них появились соперники — острохвостые ласточки. Они меньше красногузых, однако очень хороши собой. У них длинные, тонкие хвостовые перья и на голове красные пятнышки. Сперва острохвостые осмотрели автомобиль, но, в конце концов, предпочли палатку. Целый день обе четы, взволнованно щебеча, летали взад и вперед, затем красногузки исчезли. Поле боя осталось за острохвостыми. Я обвязала кол бечевкой, чтобы им было удобнее, и они неустанно трудились, не обращая внимания на стук моей пишущей машинки. Правда, если я двигалась слишком порывисто или кто-нибудь входил в палатку, ласточки улетали. Работу они начинали с рассветом, в жаркие дневные часы делали перерыв, около пяти возвращались и продолжали лепить до темноты. Сооружение свое они укрепляли травинками, окунув их сначала в грязь. Самочка была несравненно прилежнее самца, который частенько садился на оттяжку почистить свои перышки. На двенадцатый день ладная чашечка была готова.

А на следующее утро на растяжках палатки разыгралась брачная церемония. В перерывах самочка выстилала гнездо перышками и травой. Я предложила ей маленькие комочки ваты. Она брала сразу по три, и я едва поспевала готовить для нее этот отделочный материал.

Через четыре дня, подняв над входом в гнездо зеркальце, я увидела три светлых яичка с рыжими пятнышками. Вскоре самочка начала их высиживать. Она просидела семнадцать дней, лишь ненадолго покидая гнездо в жаркие часы, чтобы поесть. Самец, видимо, в это время к ней не приближался. Птенцы вылупились через месяц после начала строительства (одиннадцать дней на лепку гнезда, три дня на кладку яиц, семнадцать на высиживание). В тот день я нашла одно яйцо на моей раскладушке, которая стояла как раз под гнездом. Решив, что оно выпало случайно, я дождалась, когда ласточки улетели кормиться, и положила яйцо на место. В зеркальце я рассмотрела двух крохотных голеньких птенцов. Они еще не обсохли, и большие клювы с желтой полоской придавали им жалкий и уродливый вид.