Я не забыл, как Диана упомянула, что Сандор сидел в тюрьме. Более того, я почти все время думал об этом. Это постоянно маячило на задворках моего сознания. Было две вещи, которые я хотел бы знать: сколько он пробыл там и что он натворил. Срок мог быть и четыре года, и все десять. Я почему-то решил, что его упекли туда за похищение людей или даже за убийство. За убийство не всегда приговаривают к большому сроку – все зависит от того, что думает на этот счет какой-нибудь дряхлый старичок-судья, а вовсе не от закона. В былые времена я знал одного человека, которому дали четыре года, хотя он убил свою жену, порубил ее на куски, а куски спрятал в буфете.

Тюремное заключение Сандора объясняло, почему он так долго ждал, прежде чем предпринять новую попытку похитить Принцессу. Пока я лежал в больнице, он сидел в тюрьме, мы оба были заперты, лишены свободы. Вероятно, это должно было сблизить нас. А теперь приехала Тилли, и я стал воспринимать нас как трех членов общества, почему-то выброшенных из этого общества, или трех пассажиров, оставшихся на платформе потому, что им не хватило места в поезде. Поезд был полон, и мы пытались втиснуться, но двери закрылись у нас перед носом. Ни у одного из нас не было дома, он побывал в тюрьме, я, надо смотреть правде в лицо, – в психушке, а Тилли превратилась в цыганку или в бродягу, которая раскатывает по миру в своем доме на колесах.

В тот вечер Сандор сказал, что поведет нас ужинать, и потратил много времени, изучая ресторанный гид, который нашелся у хозяев «Гостевого дома Линдси». Заведение, которое он выбрал, было одним из тех, которые славятся якобы великолепной кухней, а их владельцы – грубостью по отношению к клиентам. Тилли долго искала, где припарковать кемпер, но наконец она вернулась и предложила пойти в «Трастхаус-Форте»[54], мимо которого она только что проехала. Сандор даже слышать об этом не желал. Если бы это не было настолько вопреки его характеру и вообще маловероятно, я бы сказал, что он выделывается перед Тилли, пытаясь произвести на нее впечатление.

Хотя нам запрещалось пользовать телефоном, Сандор все равно прошел в кабинет, который оказался пустым, набрал номер этого многозвездочного ресторана и сказал, что ему нужен столик на троих к восьми вечера.

– Дама и два джентльмена, – сказал он и, когда на том конце провода попробовали возразить, думаю, там заявили, что не уверены, что могут забронировать для нас столик за столь короткий срок и тем более в субботу, добавил: – Естественно, вы нас примете – ведь вы для этого и созданы, верно?

Они согласились принять нас. Но сильнее всего Сандора обрадовало то, что ему удалось сделать звонок по телефону «Гостевого дома Линдси» и при этом не заплатить за него. Он курил сигарету через черепаховый мундштук, который, вероятно, вчера прихватил из дома Дианы. Мы должны пойти в паб, сказал он, в нашей комнате расслабиться невозможно. Лучшее, что произошло в этой заскорузлой стране – Сандор произнес именно это слово, «заскорузлая», кажется, я такого никогда не слышал, – лучшее, что произошло в нашей стране за долгие годы, это изменения в законодательстве, которые разрешают пабам работать днем. Тилли рассмеялась и сказала, что с этим нельзя не согласиться.

А они прекрасно ладят друг с другом, подумал я. Вы ожидали, что я буду ревновать, правда? Если я ревновал к Джанни Вьяни, которого никогда в жизни не видел, почему бы не ревновать к Тилли? Ну, я не ревновал, и, как потом выяснилось, ревновать мне не надо было. У меня в характере, думаю, есть романтическая черта, и я начал фантазировать, как Сандор и Тилли влюбляются друг в друга, и на этот раз для Тилли отношения становятся постоянными. Диане это не понравилось бы, но ей пришлось бы смириться, она должна понимать, что не всегда все будет так, как ей хочется. Я представлял, как в них разгорается взаимная страсть и каждый из них делится со мной, рассказывает о своем чувстве. Я бы давал им советы, превратился бы в своего рода адвоката, у меня это хорошо получилось бы, потому что я отлично знаю обоих. Диане пришлось бы купить им дом, коттедж, скажем, на это у нее денег хватило бы. Они пригласили бы меня жить с ними («если бы не ты, Джо, мы бы никогда не встретились, только благодаря тебе мы вместе»), и я был бы рад, если бы они позволили мне… гм, стать чем-то вроде слуги для них, чтобы они нуждались во мне, а я бы убирал, готовил и носил белье в прачечную. Готовить я не умею, но мог бы научиться.

Все эти мечты закончились ничем, причем очень быстро. Я и Тилли спускались по лестнице, направляясь в паб, тот, что по соседству, в здании с выцветшей надписью «Инд Куп» на стене. Сандор вернулся за сигаретами – он их забыл.

– Он не шутит? – прошептала мне Тилли.

Это рассердило меня. Я спросил, что она имеет в виду.

– Не знаю, я думала, он играет роль, или… знаешь ли, сгущает краски, или дурит меня, или еще что-нибудь. Ты хочешь сказать, что все это серьезно?

Я ничего не сказал. Я был уязвлен.

– Не обращай на него внимания, – сказала она. – Господи, Джо, я никак не могу привыкнуть к переменам в тебе. Ты так здорово выглядишь. Ты сейчас совершенно другой. Но ты все такой же, ты остался моим Джо.

Сандор нагнал нас, и мы вошли в паб. Мало кто подолгу сидит в пабе днем, тем более в таком, деревенском, что бы там ни говорили, когда обсуждали новый закон, так что мы оказались там одни. Сандор попросил бутылку шампанского. Когда его принесли, выяснилось, что оно испанское и не очень вкусное.

Тилли рассказывала, каково это – жить в Бельгии. Они стояли лагерем недалеко от городка под названием Монс – именно там один из предков Сандора заслужил крест Виктории во Второй мировой войне. Потом они переехали в Брюссель. Сандор имел какое-то отношение к нашему послу в Бельгии. Когда Тилли закончила, он рассказал нам о своей жизни в Кембридже и об одном знаменитом писателе, с которым там познакомился, о Болонском университете, а потом много говорил об истории искусств. Мне нечем было поддержать эстафету. Что такого я совершил в жизни, если не брать в расчет то, что меня забрали у родителей, что мне не повезло оказаться на попечении Мамы и Папы и что я допустил, чтобы меня упрятали в самый настоящий, если смотреть в корень, дурдом? Ну да, я встретил Сандора. Это важное событие, это лучшее из всего, что со мною случалось. Слушая его мелодичный голос, слушая, как он произносит длинные слова, рассказывая обо всем, что знает – о старых художниках, об архитектуре, об иностранных языках, – я чувствовал, что это производит неизгладимый эффект на Тилли. То, что она сказала мне на лестнице, – тогда она просто еще не знала его, а сейчас ее мнение о нем наверняка изменилось к лучшему.

Когда мы приступили ко второй бутылке, Сандор заговорил об обитателях Джаредз. Он рассказал всю сказку о Принцессе, о ее жизни и замужествах, рассказал так же, как рассказывал мне в первый раз. Только он не упомянул похищение и добавил кое-что новое, что Принцесса родилась в одном городке на побережье Саффолка и что ее родители переехали в Кембридж, когда она была ребенком. Когда Сандор рассказывал мне о ней в первый раз, он не говорил, что встретился с нею во время учебы в колледже в Кембридже – ну, не познакомился, а изредка видел ее. Она была на два года старше и к тому моменту уже стала знаменитой моделью, часто приезжала домой на выходные, чтобы навестить мать и отца.