«Типа – каждый будет выбираться в одиночку».

– Благодарю, Александр Александрович!

Родион с наслаждением закурил «Винстон», с удовольствием затянувшись и выпуская дым ноздрями. В глазах слегка помутилось, тело расслабилось.

Пасюк показал рукою на поросшие тайгой склоны, усмехнулся и негромко произнес:

– У нас с вами, прапорщик, прямо какой-то «таежный роман» получается в последние дни. Помните, как в этой книге у Васютина «жгутом» лейтенантство накрылось?! А вы морские рассказы Станюковича любите читать, юноша?

– Как-то не случалось, господин есаул, – от этих слов Пасюк почему-то чуть поморщился, но казак не мог увидеть этой мимолетной гримасы, так как офицер стоял к нему спиною.

– О, у вас тут на санях карабин лежит, позволите свой трофей забрать. Я же этого красноармейца застрелил.

К недоумению Родиона, старший товарищ взял оружие в руки – ту же «мосинку», но изрядно укороченную, и потянул на себя какой-то кругляш со скобою на конце затвора, поставив прямо. Затем открыл затвор, громко лязгнув, и достав из патронташа обойму патронов, сноровисто ее вставил.

– Советую собраться в дорогу, юноша. И возьмите лучше карабин – с нашими ушибами и повреждениями организма винтовка будет тяжеловата. А на плечах и спине и так сплошные синяки. Желаю приятного пути, но заранее сочувствую – верховая езда для казаков привычна, а вам придется плохо. Это не на гармони играть, романсы распевая, как в консерватории. И не палочкой дирижировать в дивизионном оркестре!

Пасюк развернулся и отошел к своим саням. Крепкий казак с одинокой полоской на погоне сразу подвел к нему оседланного коня. Подъесаул немедленно накинул на себя шашечный ремень, затем нацепил на бекешу патронташ. Забросив на спину трофейный карабин, офицер лихо, словно всю жизнь этим делом занимался, а не раз в неделю на ипподроме, вскочил в седло, разобрал поводья.

«На что же мне Сан Саныч намекал-то?! Ведь явно о чем-то предупреждал, что с фильмом «Таежный роман» связано! Однако при чем тут Станюкович?!»

Зимник был заброшен два года назад, когда в буран у бурят половина здешней отары полегла. Да и строили его на тяп-ляп, в отличие от юрт. Так и гляди набок скоро завалиться.

Бобков спрыгнул с саней, внимательно осмотрел истоптанный копытами и сапогами снег, даже потрогал пальцами следы и в задумчивости прикусил длинный седой ус.

Все верно – верховых красноармейцев было пятеро, обложили они сарай по всем правилам. А вот офицеров там находилось всего двое, в унтах и сапогах, шаги у обоих неровные, рваные – судя по всему сильно выпивши, трезвые так не ходят.

Потому оружия не достали, тут то их и повязали. Только с молоденьким прапорщиком, судя по обилию натоптанных следов от сапог и каплям крови, повозились немного, но все же скрутили.

– Что ж они их так близко подпустили? – задумчиво произнес казак и нашел ответ. – Сумрак утренний да глаза самогоном залитые – какие с них караульщики. Самих охранять нужно.

Пожав плечами, Бобков вошел в полутемное помещение. Коней сюда явно не заводили много месяцев, а значит, офицеры пришли сюда пешими – такой вывод напрашивался сам собой.

Однако, несмотря на все старания, нашел он немного. Кусок странного прозрачного материала, отдаленно похожего на бумагу с мясным запахом – видимо, в него заворачивали копченое мясо. И крохотную мягкую палочку, с фалангу мизинца. Алексей Иванович ее тщательно обнюхал и, как все некурящие люди, сделал однозначный вывод – сие есть иноземная папироса незнакомой ему марки. Да и крохотные буковки латиницей были на них хорошо видны – «Winston».

Бобков вышел из зимника немного расстроенным – находок оказалось слишком мало, чтобы сделать какие-либо выводы. Ясно одно – офицеры укрылись под крышей во время бурана, при этом не имели с собою какой-либо клади. А это невозможно, ибо без припасов от Иркутска до Тунки не дойти никак.

Красные не могли найти, следовательно…

Вахмистр вышел наружу и посмотрел на солнце – до заката оставалось часа полтора, можно было поискать в округе. Не могли они не спрятать свои вещи, вот только где?

В поле, в снегу? Там и сам не найдешь!

Сарай красные на сто рядов проверили, весь снег вокруг разворошили и шашками истыкали. Тогда где искать – до леса идти далеко. Кругом только степь да торчит потухший вулкан, склоны которого поросли соснами и кустарником. Немного подумав, Алексей Иванович уселся в сани и погнал лошадей к этой одиноко возвышающейся сопке – именно там он решил поискать в первую очередь.

– Тпру!

Не отъехав и сотни шагов от зимника, Бобков заметил что-то красное, торчащее краешком из сугроба. Старик соскочил с саней и быстро подошел, чуть утопая подошвами в слежавшемся снегу.

– А это что за диковина?!

Потянул и обомлел – в его руках оказался мешочек из странного плотного материала, вроде вощеной бумаги. Примерно таким же, но гораздо более тонким и прозрачным был найденный в сарае обрывок.

Старик посмотрел вовнутрь – четыре книги, бумажник и моток тонкого черного шнура с какой-то странной коробочкой со штырьками. Он достал одну из книг и посмотрел на обложку.

– Боже милостивый!

Старик выронил находку из рук и истово перекрестился. Минутку постоял, собираясь с духом. Затем наклонился, взял книжку дрожащими пальцами и снова впился в нее цепким взглядом, испытывая жгучее желание протереть глаза рукой, ибо поверить в такое было совершенно невозможно: на обложке золотыми буквами шла надпись – «Создание и гибель Иркутского казачьего войска. 1917–1922 гг.»

– Боже ты мой! Что же это такое?!

– Вы как себя чувствуете, Александр Александрович? Как ваша нога? Я видел, что она у вас была сильно поранена. С такими повреждениями в седле сидеть весьма затруднительно.

– Не совсем комильфо, Андрей Иванович, признаюсь честно, – Пасюк отвечал Шубину как можно беззаботнее, хотя внутри напрягся. Вот уже двое суток, как отряд пробирался сквозь заснеженные горы одним только казакам ведомыми тропами.

Каких это трудов ему стоило, Александр даже раньше предположить не мог – даже отлупцевавшие его прикладами красноармейцы не истязали его столь чудовищно, как это добровольное бегство с казачьим отрядом в близкую, как виделось, но очень далекую Монголию, как оказалось.

Промежность горела от потертостей, и без того побитая задница превратилась в тугой комок боли от постоянного ерзанья в седле. Одно дело в охотку часок на ипподроме поскакать за триста рублей, да на праздниках в седле покрасоваться, а другое вот так – через горы и перевалы, по еле набитым скользким тропам, да с подорванным здоровьем.

Но он-то еще ничего, привычный, а вот Артемов беспокоил изрядно. Парень не выдержал пути, и болтался в седле кулем с навозом, ходил раскорякой, чем вызывал смешки казаков в свой адрес. Да и сидел он на коне, как собака на заборе – наглядный пример современных «асфальтовых» казаков, большинство из которых категорически отказывается учиться хорошо забытому старому.