Простите, сдачи нет, – он широко ухмыльнулся и всучил газету Уиллу.

На развороте газеты красовался заголовок, набранный крупным шрифтом, а под ним еще несколько слов.

Чудовищное убийство в Уайтчейпле.

Шестая жертва Потрошителя.

Уилл прочел обо всех жутких подробностях. Некий джентльмен покинул известное своей дурной репутацией заведение, поспорив с мадам относительно ее подопечных. Очевидно, Джек-Потрошитель преследовал его по ночным улицам, а затем зверски с ним расправился. Свидетелями преследования стали несколько сборщиков собачьего помета,[54]работавшие в ночную смену. Свидетелей самого убийства нет. Тело найдено констеблем, который совершал обход участка.

Вот что было написано далее.

После того как труп был доставлен в полицейский участок Уайтчейпла, жертву с уверенностью опознал инспектор Скотланд-Ярда Лестрэйд, который был партнером по висту служащего в Уайтчейпле сержанта.

– Я знаю убитого, – сообщил он нашему репортеру. – Он должен мне пять гиней. Его зовут Хьюго Рюн.

Газета выпала из рук Уилла и поплыла к канаве. Мир внезапно развалился на части. Хьюго Рюн был мертв.

Тим выглядел встревоженным. Потому что он действительно был встревожен.

– Мертв? – спросил Тим. – Убит?

– Убит, – ответил Уилл. – Его убил Джек-Потрошитель.

– Ты мне этого никогда не говорил.

– Только что сказал.

– Вот именно – «только что». А я-то так хотел с ним познакомиться… Раз я оказался наследником его магического искусства…

– Прости, произнес Уилл. – Поверь, мне тоже было очень горько. Я действительно любил его – несмотря на все его плутовские штучки, на его браваду и бахвальство. Я думал, что просто мотаюсь с ним повсюду, и он ничему меня не учит. Но он все время меня учил. Все время. Он учил меня жить. Я многим ему обязан. Очень многим.

– Но чтобы его убили! Не могу поверить.

– Прости, – тихо сказал Уилл. – Но он убит. Это был он. Я видел тело и ходил на похороны. Ты не поверишь, сколько знаменитостей явилось его проводить. То был поистине цвет общества.

– Ты так легко об этом говоришь…

– Это случилось давным-давно. Теперь все это для меня позади.

– Я потрясен, – твердо заявил Тим. – Я действительно очень потрясен.

– Я тоже был потрясен, – Уилл хлебнул «Ларджа». – Но о похоронах все-таки стоит рассказать. Это было нечто потрясающее. Явилась сама королева Виктория…

– Королева Виктория?! – брови Тима поползли на лоб и исчезли под волосами.

– Очевидно, тесная личная дружба.

– Но Рюн умер не во времена королевы Виктории. А в середине двадцатого века, в сорок седьмом году. В Гастингском пансионе, без гроша за душой.

– Это в нашей версии истории.

– А, ну да. Понятно. Но ведь предполагалось, что ты изменишь историю. Если поймаешь Джека-Потрошителя и еще что-то такое сотворишь?

Уилл подмигнул.

– Разумеется. Я был разгневан, когда узнал, что Рюн убит. Я был в страшном гневе. Это просто не передать словами. Я даже не представлял, что могу так разозлиться. И принял твердое решение: предать Джека-Потрошителя в руки правосудия. До этого он совершил несколько убийств, но меня это совершенно не касалось. А теперь коснулось. Лично меня. А значит, теперь это мое личное дело.

Личное имущество Хьюго Рюна, Гуру всех Гуру, Логоса Эона, Парня Что Надо – которого, увы, уже нельзя было назвать живой легендой, – находилось в корабельном сундуке, а сундук находился в омерзительной дыре, которая в настоящий момент времени служила пристанищем Уильяму Старлингу.

Оглашение завещания покойного стало событием, которое Уилл еще долго вспоминал с упоением. Он удалился оттуда со слезами на глазах. Но то не были слезы скорби. Просто он хохотал до слез.

Завещание должно было быть оглашено публично. Желающих стать свидетелями сего события оказалось так много, что Ее Величество королева Виктория (благослови ее Бог) предоставила для этой цели Ройял-Альберт-холл и сама почтила высочайшим присутствием королевскую ложу.

По поводу процедуры чтения своего завещания и способа погребения мистер Рюн оставил подробнейшие указания, которые были опубликованы в газете «Таймс». По его замыслу церемония должна была стать празднеством в честь жизни, достойно прожитой на благо другим. Тело надлежало бальзамировать тем же способом, что и египетских фараонов, облачить в одеяние мага, не забыть надеть магическое кольцо на палец, которым принято ковырять в носу, и усадить на персидский пуф в пирамидальном гробу из гоферового дерева, украшенного топазами и ляпис-лазурью. Эту пирамиду следовало водрузить на пушечный лафет, установить сверху знамя полка, которым покойный когда-то командовал, запрячь лафет шестеркой белых жеребцов и доставить в Вестминстерское аббатство, где поэт прочтет избранные стихи усопшего, включая «Гимн сковородке», а хор девушек исполнит скорбное песнопение.

Уилл с нетерпением ожидал чтения завещания, по окончании которого все и должно было состояться.

Интерьер Ройял-Альберт-холла, украшенный рельефами из терракоты – они изображали искусства и науки всех веков, – неизменно производил на Уилла сильное впечатление. Сейчас молодой человек с любопытством разглядывал галереи и ряды лож вокруг центральной сцены,[55]которые могли вместить около семи тысяч зрителей. Потом его исполненный благоговения взгляд устремился вверх, к центральному куполу из чугуна и стекла. Уиллу уже довелось здесь побывать, даже дважды – как обычно, в компании мистера Рюна. Первый раз они присутствовали на великосветском балу, а спустя некоторое время слушали мадам Селию Эсквит в одной из оперетт Гилберта и Салливана.[56]И то и другое было столь же впечатляющим, как и внутреннее убранство зала.

В старом Лондоне было много мест, где Уилл хотел побывать: Британский музей, Галерея Тэйт, музей Виктории и Альберта… И Рюн не жалел времени, чтобы удовлетворить это желание. Он терпеливо отвечал на все «почему» и «как», если дело касалось классической архитектуры, скульптуры, декора, моды, живописи… в общем всего, что принято назвать «искусством». Познания Рюна отличались подлинной глубиной. И если о том, что касалось магии – которой он, по его собственному утверждению, владел в совершенстве, – из него было слова не вытянуть, то познаниями во всех прочих областях делился чрезвычайно охотно. А Уилл столь же охотно и с большой благодарностью это выслушивал.