Опаздывал я радикально, но все равно вошел не как чмошник. Постучался, открыл дверь и замер, не входя и не всовывая головы. Увидеть все сразу не удалось, ну и ладно — голова бы опять поплыла, или там начал бы охотиться за кем-нибудь. За картой природных зон в лучшем случае, но мог бы и за Катькой, запросто.

А получилось, что она за мной.

Я ждал, что урок уже идет, — соответственно, графичка Людсанна встретит меня суровым замечанием и велит садиться. А графички не было. Вообще никакого учителя в классе не было.

Я ждал, что раз училки нет, то наши или бесятся потихоньку, или быстро-быстро доделывают домашку — а, на каникулы ничего не задавали, значит беситься должны. А никто не бесился. Почти все сидели не то что спокойно, а издевательски смирно и пялились в доску. Три или четыре девчонки — девчонки, ёлки! — выстроились у последнего окна, что-то разглядывая.

Я ждал, что мой борзоватый, со стуком, заход будет встречен общим ржанием и приветственными криками. Ну это стандарт. Ржать принято всегда, кто бы и как бы ни являлся. А заорать полагалось моим дружбанам — все-таки все каникулы не виделись, пусть для них эта неделя была легкой и быстрой. А никто не заржал и не заорал. Даже Кир с Ренатом так в доску и пялились, типа уравнение в уме решали. Внимание на меня обратила только Катька.

Она отделилась от тыловой группки, заулыбалась загадочно и пошла ко мне, плавно, танцующе — красиво, сказал бы я, если бы не презирал эту дуру, — но удивительно быстро. Я и сообразить не успел, что же такое знакомое она напевает, а Катька уже подошла вплотную. Девочки, когда в разные стороны вырастают, я заметил, любят такие фокусы — подпереть собеседника вторичными признаками и моргать невинно да наслаждаться тем, как собеседник потеет и разбухает в разных ненужных местах. И очень они теряются, когда потения-разбухания не происходит. Катька, есть у меня такое подозрение, после такой вот неудачи мной и заинтересовалась — и натурально гонять взялась. У меня первый-то раз почти случайно вышел, от растерянности, а дальше западло было отступать. Сегодня тем более.

Я склонил голову набок — к счастью, мы снова переросли всех девчонок в классе, кроме Светки Лоншаковой, — и хотел снисходительно поинтересоваться чем-нибудь, пожестче да побыстрее — а то зашумело-заиграло все внутри, как я ни сдерживался. А Катька сама сделала голову набок, словно дразнясь, качнулась и быстро присела, как будто обнюхивая меня. Мне такая дичь представилась, что я чуть не отшатнулся, прикрываясь руками, — сдержался лишь потому, что это был бы смешнющий позор на века. А Катька выпрямилась, улыбнулась удовлетворенно и сообщила:

— Измайлов, вот ты сволочь все-таки.

— И тебе привет, родная, — ответил я хладнокровно, в основном от прибалдения в связи с такой встречей. — А обосновать?..

Но она уже отошла все той же пританцовывающей. Я тупо глядел вслед, соображая, действительно Катька обнюхивала меня, или споткнулась, допустим, или пыталась красиво потянуться. И действительно ли Катька подходила, напевая в такт своему подплясыванию не просто что-то знакомое, а песенку про Nail is my love. Ту самую, что я слышал вчера в наушниках, а до того не слышал нигде никогда.

Догнать и спросить, что ли, подумал я, пытаясь выгнать холод из живота. И обнаружил, что холода уже и нет и что я пялюсь не вслед, а в несколько конкретных точек, прыгая глупыми глазами и мыслями. И Катька это знает, хоть смотрит прямо перед собой. Девчонки всегда про такое знают. Особенно красивые. А Катька сегодня была дико симпотная, как в рекламе или журнале каком. Накрасилась, что ли. Или с весною расцвела.

Ну и цвети по холодку, танцующая магнолия, решил я и силой отвернулся. У меня и так забот по брови. Вспомнить бы еще, какая первейшая.

— Измайлов, ты на урок пришел или постоять здесь немножко? — сухо поинтересовалась Людсанна за моей спиной.

Я поспешно проскочил в класс, повернулся к графичке и поздоровался.

— Здравствуй, здравствуй. Ну и чего застыл? У меня вся спина белая? — осведомилась графичка.

Спину я не видел, а все остальное было не белым, а загорелым и даже блестящим. Людсанна сегодня тоже здорово выглядела, почти как молодая.

Весна, брат, напомнил я себе, торопливо шагая на место. И тут до меня дошло про белую спину. Сегодня ж первое апреля. Все шутят, резвятся и ведут себя странно. День дурака ведь.

Мой день, как выяснилось.

— Измайлов, ты как себя чувствуешь?

— Н-нормально.

— К доске тогда.

Вот этого я, честно говоря, не ждал.

— За четверть я тебе, конечно, четверку поставила, но это, ты же сам понимаешь, аванс.

— Так не задавали же ничего, — пробормотал я неуверенно.

Усомнился: вдруг задавали, а я за всеми хлопотами и выживаниями тупо забыл. Я вопросительно посмотрел на Серого. Серый пялился на графичку — ладно бы преданно, ему с его двойками был смысл прогибаться, — так нет, бессмысленно и тупо. Нарывается, нашел время.

Я соседом был, в принципе, доволен. Он не вредный, не умный и не глупый. С Киром прикольней, но нас бы все время из класса выгоняли — вот мы в прошлом году и расселись, стиснув зубы.

До четвертого класса нас пытались сажать «мальчик — девочка». С самого начала это было неправильно. Пацанов меньше, на всех не хватало, и каждый, соответственно, мог обижаться хоть на то, что всем досталась соседка, а ему нет, хоть на то, что Димону вон с Михой можно сидеть, а я с бабами должен. К пятому классу девчонок стало больше просто категорически, и Фарида, наша новая классная, решила не париться. Всем на радость, Катьке на горе. Да подозреваю я, что Катька только после нашего счастливого растаскивания по противоположным углам придумала себе какие-то чувства к бывшему соседу, который сроду никого, кроме дернутой Юльки из параллельного, не интересовал. С тех пор и развлекалась, коза.

— Не задавали тем, у кого проблем не ожидается, — назидательно сообщила Людсанна. — А те, у кого трояк еле-еле, должны сами помнить, что надо под тянуться и что материал этого года идет в ЕГЭ. Давай-давай, вперед. Выглядишь ты боевито, оправдывай.

Вперед так вперед. Можно было попробовать надавить на жалость, естественно. Но у Людсанны с жалостью было плохо. А пару если хватать, то лучше в первый день. Больше времени останется, чтобы исправить.

Людсанна тюкнула ручкой в стол, хотя и так было тихо, и поинтересовалась:

— Ну, Измайлов, по какой теме блеснуть желаешь?

Я пожал плечом.

— Природные комплексы ты знаешь, я помню, особенности и ресурсы тоже… Ах вот, пожалуйста, — у тебя по географии Татарстана двойка и тройка, нет, две тройки было…

— Я ж исправил, Людмил Санна.

— Я помню. Теперь давай убедимся, что исправил как следует, на честную, а не нарисованную четверку. Готов?