Может и ни одной. А может все, только каждая в своё время. Он понял, что улыбается.

Кого бы он выбрал? Мин… Хотя нет, как же бросить Авиенду? Илэйн. Нет. Он рассмеялся. Он не смог выбрать, которую из трёх любимых женщин хотел бы взять в спутницы. Любую. Всех сразу.

«Свет, парень. Ты безнадёжен. Безнадёжно влюблён сразу в троих, и нет никакого выхода из тупика».

Он пустил коня в галоп, устремляясь дальше на юг. У него был, набитый монетами кошель, отличный конь и надёжный меч. Меч Ламана — лучшее оружие из всего, на что можно было рассчитывать. Он может привлекать внимание. Это был меч с настоящим клеймом цапли и отличным клинком.

Поняла ли Аливия, сколько денег она ему дала? Она ведь не имеет ни малейшего представления об их ценности. Наверняка большую часть из них она украла, так что теперь он не только конокрад. Ведь он сам велел ей достать немного золота, и она это сделала. Да с таким богатством он мог бы запросто купить себе целую ферму в Двуречье.

Его путь лежит на юг. В равной степени подошли бы и восток с западом, но он решил, что будет лучше убраться отсюда подальше. Сперва на юг, потом, может быть, на запад вдоль побережья. Может, ему удастся найти корабль? Так много мест в мире, где он ещё не побывал. Он пережил несколько сражений, ввязался в чудовищную Игру Домов. Так много всего, с чем бы он не хотел иметь дела. Он видел отцовскую ферму. И разные дворцы. Много дворцов.

У него просто не оставалось времени, чтобы взглянуть на остальной мир. «Это будет что-то новенькое», — подумал он. Просто путешествовать, ни от кого не убегать, не управлять людьми там и тут. Странствовать и спать в амбаре в обмен на то, что поколет дрова. При этой мысли он вновь рассмеялся. Так он ехал на юг, раскуривая свою невероятную трубку. А в это время вокруг него поднимался ветер, вокруг того, кого называли повелителем, Драконом Возрождённым, королём, убийцей, любовником и другом.

Ветер поднимался всё выше и наконец вырвался на открытые просторы безоблачного неба. Он пронёсся над истерзанной землёй, усеянной ещё не погребёнными телами. Землёй, которая, несмотря на это, была охвачена празднованием. Он поиграл ветвями деревьев, на которых, наконец, начали появляться почки.

Ветер полетел на юг, сквозь непролазные чащи, над переливающимися равнинами и направился к неизведанным странам. Этот ветер не был концом. Нет конца вращению Колеса Времени и никогда не будет.

Река душ

(рассказ, соавтор Б. Сандерсон)

Погружённый в темноту, Бао сел, скрестив ноги, и скользнул в состояние Единения.

В молодости, во время обучения, от него требовали находить Единение среди бушующей бури, в мчащихся санях, увлекаемых упряжкой лошадей, и, наконец, терпя боль от прикосновения раскалённого уголька к коже. Когда-то он считал такую подготовку излишней, но жизнь потребовала от него находить Единение в пылу боя и в агонии, во время бурь и землетрясений. Но сегодня, в этот момент, подойдёт и тёмная тихая комната.

Единение — это отсутствие эмоций. Бао собрал все свои чувства — все свои мысли, всё, что составляло саму его суть — и сжал их в одну точку в своём сознании. Тьма поглотила эмоции, чувства, мысли. Он не испытывал от этого удовлетворения, поскольку в этом состоянии нет места для удовлетворения. Он сам был Единением. В этом было всё.

Полог палатки поднялся, впустив солнечный свет. Бао открыл глаза, но не удивился, увидев Минтела. В Единении нет места удивлению.

Однако на краю его сознания всё же парила мысль. Мысль, что этот человек должен быть очень и очень далеко отсюда.

— Как? — спросил Бао, отпуская Единение.

Минтел шагнул вперёд. Прошло всего шесть месяцев с тех пор, как они виделись, но, казалось, к возрасту старика добавился добрый десяток лет. Его изборождённое морщинами лицо напоминало скомканную скатерть. Он был совершенно лыс, а короткая борода была абсолютно седой. Но походка его была уверенной, хотя он и носил трость. Минтел может и добавил в годах, но не одряхлел.

— Я проехал на каприше через Город Снов, сын мой, — ответил Минтел, взяв Бао за руку.

— Это опасно.

— Я не мог пропустить этот день.

— Я бы себе не простил, если бы ты потерял свою душу ради свидания со мной.

— Не ради простого свидания, — ответил Минтел, улыбаясь. — А чтобы увидеть исполнение пророчества спустя столько лет. Увидеть приход ангор’лот, Истинной Судьбы. Нет, я бы не рискнул проехать по Городу Снов только ради своего сына, но присутствовать на коронации Вильда… Ради этого я бы рискнул всем.

— Пока рано говорить о коронации, — ответил Бао. Эмоции были несущественны. — До тех пор, пока я не выживу.

— Да-да, конечно. Ты удерживал Единение, когда я зашёл?

Бао кивнул.

— Ты пришёл ко мне, уже зная Единение, — сказал Минтел. — Иногда я спрашиваю себя, научил ли я тебя чему-нибудь, чего ты не знал прежде?

Снаружи вдалеке зазвонили колокола. Бао взглянул на полог палатки, мягко очерченный светом.

— Время пришло.

— Да будет так.

После долгих лет подготовки наконец время пришло. Бао взглянул на человека, который его усыновил.

— Понимаешь, я пришёл сюда только ради этого, — сказал Бао. — Только ради этого. Не ожидал, что на это уйдут годы. Привязанности не имеют значения. Важно только это.

Минтел улыбнулся ещё шире, морщинки у его глаз и рта растянулись.

— Хотеть. Получить. Понять. — Произнесённые слова были похожи на цитату, одну из поговорок Конгсиди, великого слуги. В конце концов, Минтел был абриши.

— И что это значит? — спросил Бао.

— Все люди чего-то хотят, — ответил Минтел. — Все люди что-то получают. Но не все понимают суть того, что они получили. Ты пришёл к нам с определённой целью, но это не та цель, которую предназначил тебе Великий Гобелен. Так бывает.

Бао согнул руку и снял перчатку. Тыльную сторону ладони покрывал ужасный шрам от ожога в форме круга с тремя искривлёнными кинжалами, острия которых, исходя из центра, изгибались, сливаясь с окружностью.

— Если я выживу сегодня, — сказал Бао, протянув руку, — я применю все свои силы, чтобы совершить то, что некоторые назовут злом.

— Добро, зло, — отмахнулся Минтел. — Это слова уликар, чужаков. У нас свои традиции. И эти традиции не твои. Нас интересует, что должно быть исполнено, и что исполнять