– В газетах писали, что у Пионерской дружины есть филиалы во всей стране, – возразил я. – И каждый год с июня по сентябрь у них слет в Ольгинском районе, на турбазе Осколково. Тогда их скапливается по нескольку тысяч. Но и сейчас там у них на базе человек двести…

– Всего двести? – переспросил Фишер. – Для такого дирижабля, как наш, это вообще не проблема. Главное – иметь на борту хороший боезапас.

У меня заныли вчерашние синяки. Двести человек – это все-таки очень большая толпа. Чтобы привязать меня к креслу и побить мое лицо, хватило четверых пионеров. Вилли Максовичу как бойцу нет равных. Но сумеет ли он один сладить с такой сворой?

– Ты, деточка, не бойся. – Свободной от штурвала рукой Фишер пододвинул мне карту. – Ну-ка найди мне это Осколково и продиктуй координаты. Наезжать на них по суше я бы в одиночку не взялся, зато мы можем пролететь над ними и вдарить с воздуха, как Федосенко и Усыкин… ну когда в октябре 41-го они прорвались к Берлину на аэростате «Борис Иофан». Такой бенц врагу устроили!

– Откуда же у нас на борту бомбы? – изумился я. Мне-то казалось, будто «Челси» – судно прогулочное, а не боевое.

Вилли Максович пренебрежительно отмахнулся:

– Бомбы? Какая чушь! Учи историю, деточка. Знаешь, как в Средние века обороняли крепости? Швыряли вниз все, что под руку подвернется, даже объедки и дохлых кошек. Главное – сбросить. Догадайся зачем. У тебя одна попытка, напряги извилины.

– Наверное, для психологического эффекта, – смекнул я.

– Ответ правильный, молодец! Рожденный ползать всегда боится, что сверху на него свалится какая-нибудь дрянь. Этот страх у людей в крови. На «Иофане», аэростате Главполитупра, сроду не водилось никакой взрывчатки. Единственный тамошний балласт – триста кэгэ «Блокнотов агитатора», таких мелких журнальчиков размером с ладонь, с Лениным на обложке. Первый и последний раз их употребили на что-то путное. Можешь себе представить? Весь огромный отрезок Унтер-ден-Линден от Фридрихштрассе до самого Шлоссбрюкке удалось загадить маленькими красными ильичами…

– Но ведь макулатуры у нас тоже нет, – осторожно напомнил я.

– Подумаешь! Зато есть много другого мусора, да и гальюны наверняка еще не опорожняли. К тому же в здешнем рундуке имеются свечки, штук сорок. А если смешать дерьмо со спиртом, целлюлозой и свечным воском и потом открыть кингстоны… – Тут Фишер увидел что-то в иллюминаторе и сам себе скомандовал: – Отставить. С бомбежкой сегодня не получится, отбой. Смотри сюда!

Я послушно взглянул в указанном направлении – и не заметил ничего подозрительного. Впрочем, нет: далеко-далеко впереди нас маячило черное зернышко. Крохотное, маковое, почти соринка.

– Видишь? – Вилли Максович ткнул пальцем в направлении соринки. – Они выдвигаются навстречу. Узлов пятнадцать делают в час, не больше. Судя по их скорости, судно маломощное, вроде аэробаржи. Радуйся, Иннокентий, что это не воздушный линкор… Хотя откуда у пионеров линкоры? Их-то всего в России восемь, а в Москве сейчас – только два: «Жаворонок» и «Стремительный».

– Значит, мы успеем изменить курс и оторваться?

– От одной такой посудины – легко, но… Погляди на Корвуса.

Носитель больше не следил за облаками. Теперь у него нашлось занятие поинтересней. Притиснувшись к боковому иллюминатору, ворон энергично пытался склевать с поверхности стекла что-то невидимое. Ох, черт! Вторая соринка в небе.

– Тоже тащатся на малой, – прикинул Фишер. – Еще одна воздушная галоша. Но две галоши с разных сторон – это перехват. Будь уверен: на хвосте у нас скоро будет и третья. – Старик взглянул на корабельный хронометр. – Минут через сорок, самое большее, нас попытаются окружить, а это очень паршиво.

– И что мы тогда будем делать? – Я изо всех сил постарался, чтобы мой голос не дрогнул. В мозгу у меня с неприятным консервным скрежетом провернулось корсарское слово «абордаж».

– Можем взять из кухни ножи, из гардероба – брабантские манжеты и сразиться врукопашную, – предложил мне Вилли Максович. – Ты готов стать павшим героем? Созрел? Чувствую, что нет. Успокойся, и я пока не жажду. Поэтому назначаю экстренную посадку. Отыщи на карте букву «п», но не простую, а прописную. Нам с тобой мало куда-то причалить – надо еще и вовремя оттуда удрать. Нужна высотка, где больше одного терминала. Видишь что-то подобное?.. Балда, не туда смотришь, бери левее! Наши полчаса – это на карте семь сантиметров максимум. А мы примерно там, где моя карандашная отметка… Ну? Есть поблизости башни?

Сколько я ни всматривался в квадратики, кружочки и ломаные линии на карте, ни одного места, мало-мальски пригодного для срочной посадки, не было. Заглавные «П» кое-где попадались, а толку?

– Ничего подходящего, – выдохнул я. – Вот невезуха! Из башен – только высотка МИДа на Смоленской. Но мы же с вами не будем…

– Глупости! МИД для нас – отличный вариант, – нетерпеливо перебил меня Фишер. – Пять стыковочных терминалов плюс какое-никакое, но почтение к международному праву. Думаешь, где-нибудь еще в Москве знают, что такое экстерриториальность? То-то и оно. Дураками будем, если не воспользуемся. Держись за поручень: сейчас я совершу маневр, и судно тряханет.

Ловким жестом хамелеона, поймавшего насекомое, Вилли Максович мгновенно притянул к себе карту, сверился с ней – после чего вдавил рули высоты. На краткий миг пол ушел у меня из-под ног, а мое сердце ухнуло куда-то в район желудка. Дирижабль резко просел, вздрогнул всем корпусом, затем плавно выровнялся.

– Цел? – Фишер оглянулся на меня. – Порядок! Теперь слушай, что делать. Ты возращаешься в коридор. Переходишь в зал, где бассейн. Там в среднем шкафчике я видел сигнальные флажки. Все их не приноси. Попробуй найти красную букву «Х» на белом фоне, а в идеале – белый квадрат с синим кантом и красным квадратиком в центре. И там же возьми красный, с треугольным вырезом. Это как зубчик Кремлевской стены. Дошло? Говори только: «Да!»

– Да! – послушно откликнулся я. – А что они означают?

Вилли Максович фыркнул:

– Неужели этому не учат в школе? Позор вашим педагогам! Ладно, объясню потом, а пока просто найди и притащи то, что я велел. Марш-марш, вперед! Перемирие закончено, мы уже опять на войне…

Связка флажков на длинных древках, похожих на колья, нашлась именно там, где указал Вилли Максович. Я перебрал, наверное, не меньше десятка, пока наконец не попались два нужных – один с белым квадратом, другой с красным зубчиком. Надеюсь, в этом виде связи Фишер дока, подумал я. Мне-то самому дальше азбуки Морзе продвинуться не удалось. О цветовых сигналах я знаю минимум: белое полотно – капитуляция, черный квадрат – большие деньги, красный фонарь – продажная любовь, а красный круг на белом фоне – «Верните, гады, Курильские острова!»

– Принес? Те самые? Хорошо. – Старик мельком взглянул на флажки и опять уставился в иллюминатор, где первая соринка уже превратилась в жирную муху. – Теперь отправляйся в банкетный зал. Слева от барной стойки найдешь дверь. Ручки на ней нет – просто толкни ее, и она откроется внутрь. Это здешняя аптечка. Принеси сюда вату, йод, бинтов побольше и носилки.