Инспектор Блоксхэм раздраженно помахал дубинкой крестоносца перед лицом суперинтенданта.

— Кончено! — сказал он с сардонической печалью, к которой это слово так подходило. — Все кончено, черт его дери!

— Э? — выдавил суперинтендант, в этот момент прилежно лизавший конверт, после чего украдкой взглянул на часы. — Главный констебль будет тут через минуту-другую. Удержи его на месте, пока я не вернусь. Надо выйти, чтобы добыть что-нибудь поесть. — Суперинтендант накинул пиджак и провел крупной рукой по черным волосам. — Справишься — тебе же будет сильно лучше. Так что ты, Блоксхэм, развлекай старика, пока я не вернусь, а там уж я им займусь. Проклятый старый дурачина, — последнюю фразу он начал извиняющимся тоном, — все еще говорит, что нужно позвать Скотленд-Ярд. В общем, будь готов ко всему, мой мальчик, поскольку я не в силах более удерживать его.

Он вышел, и Блоксхэм услышал, как суперинтендант жужжит себе под нос на пути к наружной двери. Инспектор уселся на край большого стола, швырнул дубинку на единственный свободный стул и принялся беспокойно постукивать левым каблуком по нижнему выдвижному ящику.

Устало глядя на улицу, он надеялся, что автомобиль главного констебля сломался. За окном не нашлось ничего интересного, кроме маленькой пожилой леди, единственной заметной чертой которой был почти неприличный горчичный цвет спортивного пиджака, особенно в сочетании с томатно-красным платьем. Костюм этот выглядел так, что вызвал бы одновременно восхищение и отчаяние у столпов британской моды, и венчался дамской шляпой в форме колпака, украшенной одним-единственным прямым агрессивным пером.

Перо торчало вверх по меньшей мере на двадцать дюймов и, если верить безбожному Гилари Йеомонду, — а он клялся, что получил привилегию наблюдать перо в деле на перекрестках Макит-Лонгер, — использовалось для контроля уличного движения, и его с этой целью приводили в движение подъемом брови или шевелением кончика уха.

К удивлению инспектора, сие явление пересекло дорогу и начало подниматься по ступеням участка.

— Потеряла своего попугая, — произнес Блоксхэм вслух, не зная, что его слышат, причем очень хорошо.

Миссис Брэдли, чей слух был неестественно острым, одолела вторую ступеньку и улыбнулась инспектору.

— Не в этот раз, — ответила она с находчивостью, достойной уличного сорванца.

Через пять секунд она была уже внутри.

— Дело в том, инспектор, — сказала миссис Брэдли, удаляя странное сооружение с головы и небрежно роняя на пол, — я пришла, чтобы рассказать вам кое-что о тех случаях в Лонгере.

— Слава небесам, — пробормотал Блоксхэм, суеверно скрещивая пальцы на одной руке и касаясь дерева пальцами другой. — И что с этими случаями, мадам?

— Мое имя Брэдли, Лестрэйндж Беатрис, единственное число, женский пол, объектный падеж, откликаюсь на имя Додо, если оно сопровождается кусочками сахара, — сообщила гостья, ухмыляясь инспектору, точно тигр-людоед; потом она направилась к стулу, взяла дубинку, осмотрела ее, взвесила, оценивая баланс и тяжесть, и взмахнула ею.

— Потянет запястье, — сказал инспектор сам себе.

Миссис Брэдли кивнула и подтвердила:

— Да. Иногда они становятся невероятно агрессивными.

— Кто же?

— Психически больные.

— Теперь я понял, кто вы, — проговорил Блоксхэм. — Вы та дама-психоаналитик. Читал ваши книги. Очень познавательные.

— Вы смущаете меня, дитя мое. — Миссис Брэдли закатила черные, лучившиеся юмором глаза.

Она снова посмотрела на дубинку и аккуратно положила на книжную полку.

— Есть слово, которое обычно используют гольфисты, — произнесла она с сожалением. — Понимаете, о чем я?

— Ай-ай-ай! — с готовностью предположил Блоксхэм.

Сев в крутящееся кресло суперинтенданта, он повернулся, чтобы видеть собеседницу.

— Благодарю вас. А теперь примените его к себе, мой бедный друг.

Блоксхэм улыбнулся:

— С чего бы?

Ее глаза обратились в сторону лежавшей на полке дубинки, и инспектор покраснел.

— Ну, — сказал он воинственно, — если учесть все факторы, это могло быть оно! Вспомните, у меня не было слепка с черепа Хобсона в тот момент, когда я заметил эту штуку, висевшую в кухне Лонгера. В любом случае это зверское оружие имеет закругленное навершие, и я знал, что округлым инструментом разбили череп того несчастного парня.

— Круглое, а не закругленное, — сурово поправила его миссис Брэдли. — Сферическое, дитя мое, сферическое.

— Но вы не видели мертвеца! — воскликнул Блоксхэм. — Что вы об этом знаете?

— Я читала медицинское заключение, предоставленное в распоряжение суда. Конечно, медицинские профессионалы немного… сдержанны в определенных вопросах, но позднее я повидалась с двумя докторами, осматривавшими тело Хобсона, и я вполне удостоверена тем, что я знаю: как Хобсон был убит, когда и почему.

— Но вы не знаете, кто убил его? — недоверчиво осведомился инспектор.

— Увы, я даже знаю, кто убил его и как тело было помещено в центр достаточно широкого пруда. Теперь готовы ли вы вернуться со мной в Лонгер?

Машина остановилась у полицейского участка, Блоксхэм вскочил и выглянул из окна.

— Я бы с радостью, но сначала мне придется избавиться от главного констебля, — сообщил он.

— От сэра Бертрама? — Миссис Брэдли заулыбалась с воистину макиавеллиевским весельем.

— Сэр Бертрам Пэлли, — отозвался инспектор. — Вы его знаете?

— Да, но я не хочу с ним встречаться.

Миссис Брэдли подхватила свою нелепую шляпу и накинула на себя, на цыпочках пересекла комнату и, прежде чем ошеломленный Блоксхэм смог вымолвить хотя бы слово, откинула нижнюю оконную створку и выбралась через подоконник. Расстояние до земли было чуть менее десяти футов, но ее это не смутило: цепляясь за подоконник рукой, она улыбнулась снова, так, что ей позавидовал бы Чеширский кот, и пропала из виду. В тот же самый момент главный констебль появился в комнате — как все, через дверь.

Разговор оказался коротким, начальство отправилось по своим делам, не дождавшись суперинтенданта. И униженный, раздраженный, обеспокоенный инспектор направился кратчайшей дорогой в Лонгер.

Он нагнал миссис Брэдли только у самых ворот, и дальше они зашагали вместе. Она привела Блоксхэма на огород, а затем, через него, к дверям дровяного сарая. Тут стоял бочонок для воды, почти пустой, и на его дне, практически у всех на виду, лежали два куска веревки из спортзала.

Инспектор вытащил их и, смотав, понес в сторону пустынного в этот час стадиона. Там он растянул оба куска на траве. Если не высчитывать до дюймов, они были равной длины. Блоксхэм хмыкнул и сделал пометку в блокноте, убрал его в карман и в отчаянии посмотрел на миссис Брэдли.