— Вы так хорошо ведете дом, — заметила Фортуна.

— Я часто думаю, что бы его светлость делал без меня, — ответила миссис Денверс без всякого хвастовства. — Конечно же джентльмен не должен забивать себе голову заботами о хозяйстве. Холостые мужчины полагаются на таких женщин, как я, — благодаря нам все катится как по маслу до тех пор, пока хозяин не женится.

— Вы думаете, что маркиз когда-нибудь женится? — спросила Фортуна.

— Разумеется, — резко ответила миссис Денверс. — Ему нужен наследник — да и какому джентльмену он не нужен! Кроме того, сейчас его положение сильно улучшилось по сравнению с тем, что было раньше.

— Вы имеете в виду тот год, когда он потерял все? — спросила Фортуна.

Миссис Денверс кивнула.

— Сначала я боялась, что его светлость закроет свои дома и всех нас распустит, — сказала она. — Он и вправду одно время грозился уехать за границу и клялся, что ноги его больше не будет в Англии, но, к счастью, это было во время войны и, даже если бы он и захотел, ему не так-то просто было бы уехать. В тот год он уволил половину слуг в замке и в доме на площади Беркли и часто задерживал нам выплату жалованья. Мы тогда очень боялись, что вообще ничего не получим.

Вспомнив то трудное время, миссис Денверс поджала губы.

— Но он выплатил нам все до последнего пенни, — продолжала она. — Его светлость начал выигрывать деньги за карточным столом, и вскоре все уволенные слуги вернулись назад. У нас снова появились лакеи и молодые горничные. Только вот маркиз стал совсем другим человеком.

— Это был для него ужасный удар, — тихо сказала Фортуна.

— Удар — это верное слово, мисс, — согласилась миссис Денверс. — И он сильно изменил маркиза. Но, как верно заметил мистер Клеменс, с тех пор как вы у нас появились, его светлость снова стал похож на самого себя.

Глаза Фортуны загорелись.

— Неужели это правда? — спросила она.

— Да, правда, мисс. Вам каким-то образом удалось сделать его светлость совсем другим человеком. Он стал смеяться — а мы уже много лет не видели его смеющимся.

— Спасибо… спасибо, что сказали мне об этом! — вскричала Фортуна.

Миссис Денверс улыбнулась:

— Надеюсь, вы не обидитесь на мои слова, но мне кажется, что этого-то и хотела от вас мисс Гиллингхэм. Она просто молилась на своего Сильвануса; он был для нее всем. Теперь я чувствую, что скоро у него все наладится, и в этом, мисс, ваша заслуга.

— Надеюсь, что так и будет, — вздохнула Фортуна, — но мне очень трудно. Понимаете, я такая невежественная, такая неискушенная, и другие дамы, с которыми знаком его светлость, гораздо красивее меня.

— Это неправда, мисс, — довольно резко ответила миссис Денверс. — Вы — совсем другая, и я верю, что его светлость со временем тоже поймет это, надо только немного подождать.

Фортуне показалось, что солнце засияло ярче, и тоска, охватившая ее ночью, немного рассеялась.

Глупо было так расстраиваться, подумала она и почувствовала, что настроение у нее повышается.

Они подъехали к небольшому магазинчику мадам Иветт, расположенному на тихой улочке. Кучер остановил лошадей, и слуга спрыгнул с козел, чтобы открыть дверь.

Фортуна ступила на тротуар и собиралась уже войти в магазин, как вдруг дорогу ей преградил какой-то лакей.

— Прошу прощения, мисс Гримвуд, — тихо сказал он, — тут в карете вас ждет один джентльмен, который будет вам признателен, если вы согласитесь переговорить с ним.

— Джентльмен? — удивленно спросила Фортуна.

Она огляделась и увидела невдалеке закрытое ландо. В него была впряжена пара великолепных лошадей. Кучер был одет в синюю ливрею, точно такую же, какая была и на лакее, заговорившем с ней.

Со страхом она подумала, уж не Роджер ли Краули этот джентльмен, ведь она почти никого в Лондоне не знала.

— А как его зовут? — спросила она.

Слуга понизил голос:

— Его светлость герцог Экрингтон, — произнес он, — и он просил передать вам, мисс, что желает сообщить одну вещь, которая могла бы помочь его светлости маркизу Тейну.

Фортуна выслушала эти слова в изумлении, но потом подумала, что герцог, быть может, каким-то чудесным образом переменил свое отношение к маркизу.

— Его светлость вас не задержит, — настойчиво произнес лакей.

Фортуна взглянула на миссис Денверс, которая только что вышла из экипажа.

— Подождите меня, пожалуйста, — попросила она и двинулась вслед за лакеем к закрытому ландо.

Он распахнул перед ней дверь. Фортуна заглянула внутрь и увидела, что там кто-то сидит, но кто именно — она не поняла, так как было очень темно.

Неожиданно она почувствовала, что ее с такой силой втолкнули в карету, что у нее перехватило дыхание. Из темноты появились две сильных руки и усадили ее на заднее сиденье. Она вскрикнула от ужаса.

Когда кучер стегнул лошадей, мужская рука запрокинула ей голову, и она почувствовала, как в рот ей вставили горлышко бутылки.

Фортуна пыталась вырваться, она хотела закричать, но ей это не удалось. Из бутылки полилась густая тошнотворная жидкость, а поскольку ее голова была наклонена назад, то ей пришлось проглотить ее.

Фортуна была уже на грани обморока от ужаса, как вдруг бутылку убрали и ее рот освободился. Она пыталась вырваться из рук, но поняла, что ее напоили снотворным.

Ее вдруг охватила странная, ужасная сонливость, и она ощутила, как сначала ее ноги, а потом и руки перестали повиноваться.

Под конец, когда она безуспешно пыталась стряхнуть с себя черную пелену, обволакивающую ее, она с отчаянием вспомнила маркиза и почувствовала, что больше никогда его не увидит.

Понаблюдав, как его боец Джем Барт превращает в гору кровавого мяса бомбардира Херриса, и получив в результате этого крупную сумму, маркиз вернулся в Лондон. Настроение его немного улучшилось.

Он почувствовал, что смертельно устал, ибо сдал прошлой ночью всего два часа, и решил поужинать дома с Фортуной.

Вчера вечером он обошелся с ней очень жестоко, и теперь его мучили угрызения совести.

Он увидел страдание в ее глазах, когда она спускалась по лестнице в замке, чтобы сесть в фаэтон, и дьявол внутри его заставил его радоваться, что ей так же больно, как и ему самому.

Он подумал, как мужественно она вынесла бешеную скачку в Лондон, не проронив ни слезинки. Только сумасшедший мог так рисковать, и, возможно, только сумасшедший мог уцелеть в такой гонке.

Маркизу было стыдно, а поскольку это чувство посещало его очень редко, он решил извиниться перед Фортуной.

Интересно, что она делала прошлым вечером, когда он, переодевшись, уехал из дома все в том же мрачном настроении, которое заставило его прервать свое пребывание в замке и вернуться в Лондон.